— Надо сметаной помазать, — предложил Даль. — Или пятак приложить, — пошутил Пушкин, — словно к синяку.Обернулся к Виткевичу и спросил:— А вы, говорят, лучший в России знаток Востока?— Да что вы, Александр Сергеевич! — изумился Виткевич.— Знаток, знаток, — кивнул головой Даль, — самый настоящий…Пушкин подвинулся к Ивану и спросил:— А ночью в пустыне страшно?— Ежели один — так не очень.Пушкин недоуменно посмотрел на Даля.— Что-то не понимаю. Как это, один — и не страшно?— Когда бежишь от людей, так одному лучше, Александр Сергеевич.— А вы убегали?— Ненадолго.— Почему же ненадолго? Если бежать — так навсегда. Верно, Володя?— Не знаю, не бегал, — улыбнулся Даль, — лучше его спроси.— Верно я говорю, Виткевич?— Избави бог навсегда убегать, Александр Сергеевич. Тоска убьет.— А в песках очень тоскливо?Виткевич вдруг рассмеялся. Пушкин обиженно отодвинулся. Потом вдруг лицо его из обиженного сделалось озорным, веселым.— Я ведь не бегал, не знаю. А узнать необычайно интересно. Профессия такая — узнавать… И потом невыдуманное всегда интереснее вымысла, пусть даже самого увлекательного. Единственное исключение — сказки. Но сказку выдумывает не литератор — народ. А то, что создает народ, всегда великолепно.— Люди Востока очень любят сказки, Александр Сергеевич. Я и ваши сказки киргизам и узбекам рассказывал. И, знаете, огромным успехом сказки пользовались.Пушкин гордо посмотрел на Даля. Тот с доброй улыбкой — на Виткевича. Все враз рассмеялись.— Что-то я в Азии у вас развеселился, — сказал Пушкин, — тут ветры волею дышат. Здесь Россию с обратной стороны видно. Кому как, а мне она отсель милее, чем с фасадов невских. Я тут музыку во всем слышу… Скажите, Виткевич, — спросил он, помолчав, — а восточные сказки на наши похожи? В манере сказывать их, в сюжетах?— Я могу рассказать некоторые, Александр Сергеевич. Если пожелаете…Пушкин сразу же приготовился слушать. Закинул ногу на ногу, оперся подбородком на кулак, прищурив глаза.— Я расскажу маленькие сказки, хикаяты, как их называют таджики, персы и афганцы.— Это что, вроде наших пословиц? — спросил Пушкин.— Не совсем. Вот послушайте. Пришел раз человек к писцу. «Напиши мне письмо», — попросил. «Не могу, — ответил писец, — у меня нога болит». — «Ты что ж, ногой пишешь?» — «Да нет! Но все, кому я пишу, требуют, чтобы я сам пришел и прочел, что написано».Пушкин рассмеялся.— Чудесно! Просто чудесно! Еще, пожалуйста.— Сидел однажды поэт, бедный, как и все поэты, рядом с жирным богачом. Спросил богач поэта, желая унизить: «Скажи мне, что отделяет тебя от осла?» Поэт измерил расстояние между собою и богачом и ответил; «Совсем немного. Один аршин».Пушкин вскочил со стула, захлопал в ладоши.Виткевич рассказывал сказки часа два, не меньше.— Скажите, — спросил Пушкин, вдоволь насмеявшись, — а стихи? Стихи у них так же интересны?— Да. Если не больше.— Прочитайте, прошу вас.— Хорошо. Я прочту стихи афганского поэта Казем-хана. Вы меня же толкали в костер,Дав соперникам выжать меня,И когда я вас вел на простор,Вы хотели быть выше меня,А когда я по вашей винеСам в огонь обратился в огне, -Мотыльками слетаясь ко мне,Ненавидите вы же меня! — Боже мой, какая прелесть, — сказал Пушкин.— Еще два стихотворения Казема, — улыбнулся Иван, обрадовавшись тому, что Пушкин так заинтересовался афганскими поэтами. О Шейста! Разве мудрость трудна?Научись ты у солнца любить!Цель одна и дорога одна -Все блужданья нам впору забыть.И не льсти, о Шейста, никому,Слава сердцу и слава уму,Если учат они одному:Научись ты у солнца любить!Мудрецу не нужна мишура,Не прельстился фольгой золотой!Для невежды и кукла мудра,И зовет он ее — Красотой.Сколько горя глупец перенес,Принимающий куклы всерьез!А мудрец потому-то и рос -Не прельстился фольгой золотой. Пушкин вытер слезы. Он долго молчал и качал головой, не открывая глаз.— Это творения гения, Виткевич. Как же мало мы знаем! И как много есть такого, что мы должны знать! Спасибо вам, Виткевич. Теперь я буду вас всю жизнь помнить и волноваться за вас. Нет, не только за вас лично — за то чудесное дело, которому вы отдаете жизнь. Я хочу вам дать совет. Мне кажется, что ваше будущее — это будущее дипломата. Опасайтесь, Виткевич, опасайтесь! Вами будут расплачиваться, словно звонкой монетой: «Смотрите, какие мы! Как наши дипломаты Восток знают!» Но вспомните Грибоедова — правители умеют делать политическую игру кровью людской. Не это главное. Главное, чтобы человек не был подобен планете. По-гречески слово «планета» означает «бродяга». Человек творчества должен всего себя посвятить только одному делу. В творчестве планетой быть нельзя: светит, а не греет. Труд возвышает людей, служба портит. Чиновником в искусстве быть — почет малый…— Александр Сергеевич, но мне не удастся изучать язык афганцев, узбеков и киргизов, если я не буду хотя бы внешне служить. Ведь не пустят меня на Восток просто так, для науки, литературы, истории…Пушкин вздохнул. Развел руками и с горькой усмешкой переглянулся с Далем.— Да, пожалуй, вы правы. Меня вот тоже никуда не пускают. Никак не пускают. По головке гладят да нежности словесные расточают… Ладно, будет об этом. Я вас хочу попросить как можно больше сказок и стихов собрать. Для меня, для «Современника». А потом подумаем — издадим альманах стихов и сказок народов восточных. Великолепно это может получиться! А сейчас почитайте-ка мне еще афганцев…Виткевич провожал Пушкина к дому губернатора, Ночь была темная, безлунная. Уже около самого дома Пушкин резко остановился, потянул Виткевича за рукав и прошептал ему в ухо:— А если новый Пугач объявится, вы с ним пойдете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63