— А что еще делать? Венгры потрясающе играют! ам не выиграть у них и через сто лет.
Джордже улыбнулся:
— Один мой приятель, спортивный журналист, предло-ил идеальный способ: чтобы не проигрывать...
— Наверняка что-нибудь очень умное,— не сдержал-я я.
— ...вообще с ними не играть!—закончил Джордже мысль.
— И впрямь гениально! — процедил я сквозь зубы и обратился к Нино: — Пушкаш действительно великий мастер!
— Ну, он над нами просто издевается! Точен, как снайпер! — согласился юноша.— Ему еще долго не будет равных.
И он восторженно принялся анализировать игру венгерского футболиста, а я подумал, что у этого несуразного студента есть алиби. Только вот почему он надавал Юлиане пощечин?
Чедна с изумлением прислушивалась к нашему разговору о Пушкаше. Сообразив, наверное, что, беседуя на эту тему, я одновременно пытаюсь сосредоточиться на деле, она щелкнула пальцами и воскликнула: «Ага!» Я отвел ее в сторону, шепнул: «Скажи Нино про Ромео» — и вышел из гостиной.
У бензоколонки я увидел Прпича. Он наполнял бак рефрижератора — совсем как у Ромео, только с болгарским номерным знаком.
— Фрукты везет. В Цюрих,— сообщил мне человек в синем комбинезоне.
— Ваше имя Степан Прпич? — спросил я.
— Так меня крестили,— ответил тот.— Отец мой — крестьянин из Грубишно-Поля, что неподалеку от Новс-кой, мать тоже крестьянка... Желаете знать что-нибудь еще?
— Я не следователь,— сказал я примирительно,— я журналист, а прежде всего человек, уважающий факты.
— Да все факты против меня!
— Это вы уже говорили. Вам придется рассказать, из-за чего вы подрались с Ромео...
— А сие из сферы интимной,— сказал Прпич, и по тому, как он это произнес, я почувствовал, что имею дело с человеком, получившим образование лучшее, нежели то, которое необходимо для работы на бензоколонке. Должно быть, Прпич прочел мои мысли, потому что, улыбнувшись, сказал:—Я повидал жизнь... Простите, получу деньги с болгарина, и продолжим наш разговор...
Пока он рассчитывался с болгарским шофером, я наблюдал за проезжавшими автомобилями. Машин было немного. Видимо, все застряли там, где их застало начало футбольного матча, минут через тридцать, когда игра кончится, шоссе будет забито.
— Привет, братишка! Счастливого пути! — распрощался Прпич с болгарином.
— Значит, вы повидали жизнь? — возобновил я прерванный разговор.
— Да, довелось. Три года сидел... За растрату. По заслугам получил... Когда вернулся, на прежнюю работу меня не взяли. Поехал к отцу в Грубишно-Поле... к отцу, матери и двум детям. А жена упорхнула...
— Неужели?
— Она работала здесь на бензоколонке, чтобы детей кормить и мне в тюрьму посылки слать. Однажды появился Ромео, предложил ей место рядом с собой в кабине... А я занял ее место на бензоколонке. Каждый раз, как Ромео останавливался здесь, я просил его пернуть мне жену, не ради себя, ради детей. Он смеялся и отвечал, что ему нравится ее стряпня. Две недели назад, когда он отправился в Турцию, я съездил в Неаполь и забрал жену... Детям нужна мать, разве не так? Думайте обо мне что хотите, я повторю: детям нужна мать, мне — опора в семье... А Ромео думал иначе. Он считал, что сможет кулаками добиться своего...
— И вы решили отделаться от него.
— Нет! Говорю вам, что не трогал его, если не считать драки. Я не убийца, хотя тому, кто его убил, благодарен.
Я вернулся в гостиную. Чедна, Розмари и Штраус сидели за одним столиком, Джордже и Нино—за другим. На экране продолжался поединок между футболистами. Бранко Станкович пытался остановить левого нападающего венгров Цибора.
Чедна, Розмари и Штраус шептались. Джордже и Нино завороженно уставились на экран. Я знал: Чедна и Джордже, каждый по-своему, ведут расследование. В дверь постучали, вошел милиционер. Он небрежно отдал честь и попросил Джордже выйти в коридор.
Я бросил взгляд на часы: 17.25. Мой разговор со Степаном Прпичем продолжался пять минут. Появление милиционера означало, что прибыл следователь. Наверное, из Невской, потому что для загребской группы, пожалуй, было рановато.
Я угадал: Джордже вернулся со следователем из Невской.
— Весьма сожалею,— обратился тот к присутствующим,— но мне придется вас задержать...
— Простите? — Штраус словно не понял смысла сказанного.
— М-м-м, ваша дочь обнаружила шофера... Я должен ее допросить. Это, разумеется, формальность...
— Ну конечно, конечно! — не возражал Штраус и осведомился: — А с кем имею честь?
— Извините, я не представился. Влатко Сенечич из правления внутренних дел Новской... Мне действительно очень неприятно, что в такой прекрасный воскресным день... Я прошу всех перейти в кабинет директора мотеля. Там мы сможем спокойно побеседовать...
— Спокойно побеседовать мы можем и здесь,— заметил Штраус.
Он был прав. К тому времени, кроме нас — я имею в виду наше «семейство» подозреваемых,— в гостиной никого не осталось. А телевизор можно было выключить.
— Тем не менее,— настаивал следователь,— попрошу перейти в кабинет директора.
— Вы приглашаете всех? — спросил я.
— Да, я полагаю, это необходимо. Товарищ милици онер вас проводит.
Я увидел, как лоб Нино перерезали морщины; мне показалось, что он обеспокоен больше всех нас.
— Надо бы разбудить Юлиану, — сказала Чедна. вставая.
— Пусть отдыхает.— Джордже посмотрел на следователя и обратился к Нино, слегка обняв юношу за плечи: — Не правда ли, молодой человек? Юлиане нужен отдых.
— Да, я думаю, ей нужен отдых,— ответил Нино дрожащим голосом.
Мы прошли по коридору и повернули направо. Мили ционер, проводивший нас в кабинет, остался с нами. Итак, в комнате оказались:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33