— Теперь я сдался. Теперь я просто житель этой длинной и скучной асфальтированной улицы.
И внизу, возле дома, не видя этого и не слыша, улыбнулся довольной улыбкой врач.
Глава семнадцатая
Музей «Хиросима»
В следующем коридоре, внимательно прочитав очередную таблицу, указывающую, кому и насколько следует нагнуться, Лили с удивлением поймала себя на том, что и в самом деле с точностью придерживается закона. В ней даже пробудился необъяснимый какой-то страх, оттого что Гид снова шел впереди и совершенно не оглядывался на посетителей. Человек с палкой и толстячок признались Лили, что они на этот раз нагнулись больше, чем требовала таблица. Они сказали, что, когда нагибаешься ровно настолько, насколько предписывает закон, всегда есть опасность случайной ошибки, боязнь, что вдруг приподымешь голову и тем самым непроизвольно нарушишь нормы, а когда нагибаешься больше, чем требуется, такой опасности уже нет.
В зале, куда они вошли, перед какой-то дверью стояло и сидело множество людей. Они стояли и сидели в полном молчании. Отдельными группами. Группа — треугольник, группа — квадрат, прямоугольник, круг и так далее. И повсюду опять висели предупреждения: «Не прикасаться».
Гид объяснил, что в комнате за этой дверью есть зеркало, в котором видна разрушенная Хиросима. Каждый человек может увидеть в этом зеркале себя и узнать, жив он еще или умер, а если жив, то каково его будущее.
— Это самый достопримечательной уголок нашего музея, — сказал Гид, — и самый доходный. Многие из этих людей стоят здесь уже месяцы и годы. Никто не решается войти в эту дверь, и никто не решается уйти отсюда.
— А как они питаются? — спросил человек с палкой.
— Для их обслуживания открыт специальный буфет, потому что без еды они могут умереть, — весьма логично ответил Гид.
Лили увидела буфетчика, худого, жилистого мужчину, ловко, быстро снабжавшего обитателей зала едой.Гид продолжал рассказывать, что родственники этих людей раз в неделю аккуратно присылают им деньги, чтобы они могли расплачиваться с буфетчиком. Следовательно, в зависимости от того, насколько богаты или бедны родственники, среди этих людей тоже образуются различные прослойки. Так что жизнь здесь не останавливается, она так же интересна, как и за стенами музея. Когда кто-нибудь из посетителей решает остаться в этом зале, дирекция посылает
письменное сообщение его родственникам. Всех оставшихся музей берет под свою защиту. Они неприкосновенны, и никто не вправе заставить их вернуться к себе домой.
— Где они спят?
— Они спят сидя, ибо если лежать запрещено даже на вокзалах, то что уж говорить о таком культурном учреждении, как музей?
— Где они бреются? — спросил на этот раз Гид и сам же себе ответил: — Бреются и стригутся они у буфетчика, который одновременно является парикмахером.
— Где они купаются ? — спросил Гид. — У буфетчика в кладовой есть большое корыто. В этом корыте они по очереди и купаются. А грязную их одежду стирает и гладит жена буфетчика.
— Как они лечатся, когда болеют? — спросил Гид. — Когда они болеют, их лечит буфетчик, который одновременно является и врачом.
— Бесплатно ? — выразил удивление Гид. — Конечно, за деньги. Конечно, за деньги. Конечно, за деньги.
На двери комнаты, перед которой толпились обитатели зала, висел огромный замок.
— Для чего этот замок? — спросил Гид и объяснил, что повесили его на дверь сами обитатели этого зала, боясь, как бы кто-нибудь из них не вошел в эту комнату под влиянием всего лишь минутного порыва. Ключ они повесили высоко на стене, чтобы до него было трудно дотянуться. Дотянуться до ключа, снять его не без труда со стены и открыть замок, то есть совершить довольно-таки длительное и сложное действие, мог только тот, кто решился войти в комнату с зеркалом не под влиянием минуты, а в результате долгого размышления.
— Когда я получу отпуск, — сказал Гид, — в первый же день приду в музей посетителем. В белом костюме. И буду задавать вопрос за вопросом. На руку надену часы, чтобы их у меня отобрали. Разговаривать буду или очень громко, или очень тихо, чтобы громкоговоритель сделал мне замечание.
От группы людей, расположившихся треугольником, отелился высокий немолодой человек. Буфетчик спокойно одошел к нему и ласково погладил по голове.
— Ничего, мой мальчик, — сказал он отечески. — Я пока аменю тебя. — И с этими словами стал на освободившееся есто в нарушенный треугольник.
Человек, отделившийся от своей группы, направился двери и потянулся было рукой за ключом, но тут же испу-анно повернул обратно.
Буфетчик все так же спокойно уступил ему место и все так же ласково погладил по голове:
— Ничего, мой мальчик...
— Спасибо, что заменили меня, — пробормотал человек. (Гид: Но, может быть, часы у меня и не отберут? Ведь мое лицо тут всем знакомо...)
Лили легко и непринужденно подошла к двери. Никто не обратил на нее особого внимания, потому что многие здесь делали это каждый день, но под конец спохватывались и возвращались на место. Бывало даже, что некоторые снимали со стены ключ и даже подносили его к замочной скважине... Однако дальше этого дело пока что не заходило.
И вот теперь на глазах у людей, находившихся в зале, произошло нечто ошеломляющее: девушка спокойно вложила ключ в замок, повернула его, вошла в комнату и беззвучно закрыла за собой дверь.
(Гид: А я загримируюсь. Да, загримируюсь.)
Закрыв за собой дверь, Лили в оцепенении остановилась и зажмурилась от страха.
— Почему ты вошла? — раздался из-за двери голос Боба.
— Прошу тебя, выйди,— сказал Джо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50