— Почему?
— Потому что эту землю может приобрести из двоих желающих только один. И вот, пожалуйста, между двумя семьями начинается вражда, а такие вещи в нашем штате не поощряются.
Теперь Боб видел мэра совсем иным. Теперь он видел его низеньким и лысым и во фраке поверх ночной рубахи...
— А если землю поделить между двоими или, скажем, решить по жребию? — спросил Боб.
— Опять-таки оба останутся недовольны. А в нашем штате не разрешается искусственным образом приводить людей в состояние недовольства.
Боб почувствовал, что у него уже появляется интерес и что ему хочется продолжить эту беседу с мэром.
— Отдайте землю тому, кто больше заплатит.
— Нельзя. Это значило бы напомнить, что среди жителей нашего города есть более богатые и менее богатые, или бедные. Это значило бы унизить одну из сторон, а такие вещи в нашем штате строго воспрещаются.
Теперь уже мэр был в очках с толстой оправой, которых он не снимал даже по ночам, ложась спать.
— Коли на то пошло, — сказал Боб, — то, значит, никаких земельных участков здесь продавать нельзя.
— Отчасти верно. В нашем штате именно по этой причине имеется много свободных земель.
— А если один из соседей сначала был против, а потом передумал ?
— Такого рода вещи закон во внимание не принимает. Почему и как сосед этот переменил первоначальное свое мнение? Добровольно или вынужденно? А может быть, его подкупили ? Или, может быть, запугали ? Как видите, тысяча вопросов, ответить на которые точно нельзя. Помимо того, я должен сказать, что люди, не имеющие твердых принципов, не пользуются уважением в нашем штате.
Боб на минуту опустил трубку, подкрался на цыпочках к двери и рывком распахнул ее.За дверью, пригнувшись, подслушивали разговор мать и сестра. Они до того растерялись, что, как стояли согнувшись, так и остались стоять.
— Ай-ай-ай! — возмутился Боб и пригрозил им пальцем. Потом захлопнул дверь и снова взял трубку.
— Насколько я понимаю, кто-то из наших соседей не дает согласия, чтобы мой отец приобрел этот участок?
— Вы угадали.
— А кто именно?
— К сожалению, этого мы вам сказать не можем. Это остается тайной, ибо в противном случае создастся впечатление, что мы ограничиваем свободу своих граждан.
— Он что, тоже хочет купить этот участок?
— Нет, не хочет, но и не дает согласия.
— Просто так, без каких-либо оснований?
— Возможно, что и просто так. Он говорит: когда-нибудь, может, и я захочу приобрести этот участок.
— Но ведь это исключено, поскольку у него уже есть конкурент. Я имею в виду моего отца.
— Вы все уже поняли! — восхитился мэр. — Видите, в той же мере, в какой он противится сейчас намерениям вашего отца, ваш отец в будущем может воспротивиться его намерениям. Так что давайте не будем обвинять только этого человека, давайте поищем вину также и в себе самих.
— Но почему закон не требует у этого человека обоснований?
Мэр превратился теперь в толстяка, он весь вспотел, раскраснелся и расстегнул верхнюю пуговицу на брюках.
— Он вправе возражать и не приводя обоснований. Допустим, между соседями были какие-то неприятности, спор какой-нибудь, и вот одному из них представляется случай отомстить. Зачем же лишать человека этой возможности? Мы не хотим попирать демократию и гуманизм.
— Ладно, я обращусь к Бонапарту и улажу этот вопрос.
— Боюсь, что результата вы не добьетесь. Бонапарт в этом вопросе бессилен.
— То есть как?
— Только в двух случаях он может изменить законы нашего штата. Эти законы установил он сам и не имеет права сам же менять их. Это может сделать лишь кто-то другой. А чтобы кто-то другой мог это сделать, Бонапарт должен отказаться от трона.
— Не стоит, пожалуй, из-за таких пустяков, — улыбнулся Боб.
— Второй путь: объявить войну нашему штату и покорить его.
— Войну? Вы шутите?
— Нет, я не шучу, но смею утверждать, что это невозможно. И вот почему. Бонапарт не может объявить войну нашему штату, потому что наш штат составляет неотъемлемую часть той страны, императором которой является он же, Бонапарт. Это значило бы воевать с самим собой.
— Мне все понятно, — усмехнулся Боб. — А теперь, если позволите, еще одна просьба. Пожалуйста, опишите мне свою внешность.
— Внешность? — опешил мэр и нетвердым голосом проговорил: — Мне шестьдесят четыре года... рост невысокий, 158 сантиметров... Глаза зеленые... вес — 75 килограммов... Волосы... волос нет...
— Спасибо, я удовлетворен.
И снова Боб представил себе мэра высоким, с узкими голубыми глазами, с кудрявой густой шевелюрой... под душем...
— И еще один вопрос. Жители вашего штата знакомы с этими демократическими законами? Мой отец, например, ничего о них не знает.
— Нет, они незнакомы. Достаточно того, что мы сами знаем эти законы и не позволяем, чтобы жители нашего штата совершали что-нибудь несправедливое или же оказывались жертвой несправедливости. — Тут мэр понизил голос: — Я хочу предупредить вас как близкого человека: скажите отцу, чтобы больше он по этому вопросу не обращался. Когда кто-то слишком часто обращается по одному и тому же вопросу, его арестовывают, ибо это рассматривается как бунт против закона. Так что вашего отца тоже могут арестовать. — Мэр перешел почти на шепот: — Но только умоляю, никому об этом ни слова. Я не имею права так подробно рассказывать о законах. Если это станет известно, меня вышлют не только из города, но и из штата.
— Не беспокойтесь, я никому не расскажу. Только один, теперь уже последний вопрос: я потерял отца, где мой отец?
— Не знаю, — пробормотал мэр, — не знаю.
— Я забыл также, для чего вам звонил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50