Он знал, что ему нечего ответить противнику. И все-таки заставил себя хоть что-то сказать.
— Какое имеет значение, что думает любой из нас и как он думает? Важно то, что суд был справедливый. И вы сами это признаете.
При этих словах Отец атомной бомбы впервые за весь вечер посмотрел на своего противника с ненавистью и презрением. Потому что Отец водородной бомбы, прибегавший до сих пор к нечестным приемам, но споривший с достоинством, на сей раз предпочел прикинуться простаком.
Бонапарт понял, что разговор окончен. Он с облегчением вздохнул и благодарно посмотрел на Отца водородной бомбы. Потом он сделал знак, и в комнату по вызову вошли два солдата.
— Уведите осужденного.
Отец атомной бомбы, изменившись в лице, встал со своего места, обвел всех присутствующих медленным взглядом, потом медленно двинулся по направлению к двери. У самой двери он остановился, не оборачиваясь.
— Может, у вас есть какое-то последнее желание? — спросил Бонапарт.
Отец атомной бомбы молчал.
— Скажите ваше последнее желание, и мы его исполним.
— Отдайте мои черные ботинки.
Ботинки тут же принесли. Отец атомной бомбы не стал надевать их. Он вышел из зала, держа их в руке.
— Вильгельм Икс, вы свободны,— сказал Бонапарт. И на этом ужин окончился.
— А я? — раздался вдруг в тишине чей-то голос.
Все обернулись в ту сторону, откуда он послышался.
— Кто ты?
— Боб.
— Какой еще Боб?
— Клод Изерли.
— А, здравствуй...
До сих пор его не замечали. Забыли про него. Теперь подошли, пожали руку. Кое-кто даже снисходительно потрепал по плечу. Потом они его оставили и пошли к выходу.
— А я? — повторил Боб.
Они вынужденно остановились и посмотрели на него с недовольством.
— Ты рядовой,— сказал Бонапарт.
— Рядовой? Как рядовой? Почему рядовой?
— Прогресс всегда нуждается в рядовых.
— Но я...
— Ты исполнитель, — перебил Бонапарт. — Никто не вправе тебя обвинять. И ,ты сам не вправе.
— Я их слушал... Я слышал все...
— Если каждый исполнитель начнет думать, в мире ничего больше не будет исполняться, ничего не будет меняться.
— Значит... Значит, меня вы не будете судить? Все сочли, что это шутка, и посмеялись.
— Как-нибудь в другой раз,— сказал Бонапарт. И снова они все двинулись к выходу.
Боб, позабыв обо всем на свете, схватил Бонапарта за руку и умоляюще заглянул ему в глаза. Бонапарт улыбнулся грустной улыбкой и мягко отвел его руку.
— Я понимаю. Ваше положение — самое тяжелое. И я откровенно скажу, кто вы. Вы — жертвы.
— Да, да, — подтвердили с четырех сторон, — вы жертвы. Бонапарт поцеловал в лоб сначала Боба, потом Джо.
И упавшим голос повторил:
— Вы оба — жертвы.
Все соболезнующе окружили их и начали утешать. Говорили, что жертвы бывали всегда и всегда будут. Они герои, самые что ни на есть герои. Все относятся к ним с восхищением и преклоняются перед ними.
А один спросил:
- Вы случайно не делали фотоснимков во время взрыва? Нет? Очень жаль.
И тут вдруг произошло такое, чего никто не мог ожидать, — Джо расплакался. Он плакал настоящими слезами, громко всхлипывая. Все были до крайности этим удивлены и принялись участливо его расспрашивать: .
— Что случилось? В чем дело? Зачем ты плачешь? Джо не отвечал, всхлипывал все громче, искал и все никак не находил платок.
Кто-то вынул из кармана и протянул ему свой. Джо вытер слезы.
— Нос вытри, нос. Ничего, не стесняйся. Джо вытер нос и вернул платок.
— Оставь, оставь его себе.
— Спасибо.
— Ну а теперь скажи, отчего ты плакал.
— Я жертва, — ответил Джо и снова разревелся. Его пожалели и погладили по голове.
На улице уже стемнело и было ветрено.Он шел пешком.Он шел и считал, сколько шагов будет до дому. Считал серьезно, сосредоточенно, с какой-то даже одержимостью.
Внезапно за спиной у него послышались шаги. Он весь напрягся, охваченный какой-то смутной тревогой. Когда ты идешь по пустынной улице и слышишь вдруг за собой чьи-то шаги, в тебе сразу же просыпается какой-то темный страх. Это чувство знакомо, наверно, всякому. Вот если бы кто-то шагал впереди и если бы ты мог смотреть ему в затылок, тогда бы твой страх рассеялся. Ну а что бы чувствовал он, этот человек, идущий впереди тебя? Наверно, и ему было бы страшно оттого, что кто-то шагает за ним. Кто-то ? Но кто же именно? Он сам, Боб, именно он шел бы позади этого человека. И, странное дело, человеку этому нечего было бы бояться, потому что ведь это он, Боб, именно он шел бы за ним по улице. Ну а если бы тот все-таки побоялся? Что же в таком случае? В таком случае надо было бы пустить впереди него еще человека. И так без конца. И Боб мысленно представил себе уходящую вдаль пустынную улицу и на ней, во всю длину ее тротуара, выстроились люди на расстоянии нескольких шагов друг от друга, выстроились и смотрят друг другу в затылок. И не двигаются вперед, а вышагивают на месте. Вышагивают осторожно, мягко, беззвучно.
Придя домой, он разделся, лег в постель и свернулся в клубок под одеялом.
Внезапно раздался стук в дверь.
— Кто там? — испуганно подскочил Боб.
Дверь тихонько отворилась, и кто-то вошел в комнату.
— Кто там ? — повторил он, холодея от страха. — Что вам надо?
— Это я, машинистка. Помните, утром мы с вами условились...
— Завтра, — сказал он. — Завтра. — И натянул одеяло на голову.
Глава одиннадцатая
— Пойдешь за меня замуж? — спросил Боб.
— Нет,— сказала девушка.
Они встретились полчаса назад на улице, а сейчас сидели в самом фешенебельном ресторане.
— Почему? — спросил Боб.
— Ты меня не знаешь.
— А ты меня?
— Тебя каждый знает. Недаром все тут смотрят на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50