ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
.. Так, может, и вам он поможет в трудный час, учитель? Хочу надеяться, что поможет.
Шалва не проводил гостя до дверей, как это делал обычно. Он всегда даже малышей — своих учеников — провожал, когда они бывали в его узкой, длинной, как вагон, комнате. Но сейчас он стоял у стола и, глубоко задумавшись над словами Вардена, даже не заметил, как тот вышел.
Лес, дремучий Коратский лес с его бездонными трясинами, весь обвитый-перевитый лианами, темный и в ясный день, и в лунную ночь, обителЪ леших — очокочи и лесных дев — ткашимапа, безжалостная западня для человека и зверя, давно, с юности, хорошо знаком Вардену Букиа.
В глубине этого леса уже много лет стоит шалаш Гудуйа Эсванджиа. Всегда босой, длинноволосый, длиннобородый, с накинутой на плечи шкурой косули, составляющей всю его одежду зимой и летом, этот лесной отшельник мог пройти с закрытыми глазами по любому здешнему болоту, мог голыми* руками придушить хищного зверя. Он был необычайно сильным человеком, Гудуйа Эсванджиа.
К нему и шел сейчас Варден. Прежде Варден довольно часто бывал у Гудуйа. Он даже любил его, хотя и сам не знал, за что. Казалось, что и не за что любить Гудуйа. Ничто в мире не существовало для этого нелюдимого человека — ни любовь, ни радость, ни ненависть, ни горе.
Гудуйа и сам не мог бы сказать, для чего он живет на свете. Но никто и не спрашивал его об этом. Люди не очень охотно общались с отшельником — одних пугал его вид, других мутило от звериного запаха давно не мытого тела. Но стоило только заглянуть в теплые, медового цвета глаза Гудуйа, как от страха ничего не оставалось — столько в них было человеческой доброты и печали.
Варден смутно помнил истинную или вымышленную причину, побудившую Гудуйа Эсванджиа уйти в лес. Слышал Варден, будто Гудуйа оскорбила любимая женщина, и потому он ушел от людей — так говорили в деревне, но никто не мог подтвердить этого. Женщина, изменившая Гудуйа, если только была такая женщина, конечно, предпочитала молчать об этом до гробовой доски.
Варден шел к человеку, которого не видел десять лет. К безземельному и бездомному человеку. Говорили о Гудуйа Эсванджиа и то, что он удалился в лес из-за безземелья. Но
так ли это или не так, деревня не дознавалась — сама деревня была безземельна.
Гудуйа, конечно, тоже будет на собрании. Интересно, поверит ли в силу Декрета этот разочаровавшийся в людях, одичавший, отвыкший говорить человек?! Если даже поверит, то зачем ему сейчас земля?! Три аршина земли на могилу найдутся в лесу, если только болото можно назвать землей, если можно назвать могилой три аршина ядовитой, смрадной жижи.
В юности Варден не раз ходил по этому лесу и по этому болоту. И сейчас он шел к Гудуйа, как и прежде ходил, тем же путем. Там, где надо, он обходил болота и трясины, зная их коварный нрав, а где можно было — шел напрямик. На войне Варден не отучился ходить по темному ночному лесу.
Варден торопился — он опаздывал на встречу с товарищами: в деревне его задержали приготовления к похоронам Юрия Орлова и долгая беседа с учителем.
В ночном лесу было тихо — он словно спал. И все же иногда слышался треск сухих веток под ногами и какой-то шорох. Вардену не хотелось сейчас ни о чем думать, хотелось просто наслаждаться тишиной и покоем, а там, в шалаше, встретясь с товарищами, окунуться в дела. Но разговор с учителем все еще волновал его. «Упрямится старик, но честная душа его уже тянется к нам».
Варден улыбнулся, вспоминая слова Шалвы, и вдруг насторожился. Какой-то незнакомый звук привлек его внимание. Звук был необычный, могло показаться, что это сухой лист оторвался от ветки и упал на землю, устланную уже истлевающей листвой... Но так могло показаться человеку менее опытному, чем Варден, а у него слух тонкий, как говорится, и заяц может позавидовать... И Варден сразу понял — это шаги! Но чьи? Человека? Зверя?
Варден притаился за деревом, вглядываясь в темноту, и, вглядевшись, увидел: «Сиордиа? Как он напал на мой след в этом дремучем лесу, среди этих болот? Собачий нюх у этого собачьего сына!»
Варден прибавил шагу и, петляя, попытался сбить карлика со следа. Но у Сиордиа действительно был собачий нюх — казалось, он был создан только для того, чтобы ходить по человеческому следу, чтобы охотиться на людей. Но Вардену все же удалось перехитрить Сиордиа. Притаившись, он пропустил его вперед. Сиордиа слишком поздно понял, что произошло. Услышав за собой шаги, Сиордиа выхватил наган, но повернуться не посмел, сообразив, что Варден опередит
его. И Сиордиа пошел дальше, уже не понимая, куда идет, но остановиться — это значит получить пулю в спину.
Справа и слева от Сиордиа булькало болото. И впереди была трясина. И позади — трясина. Но каменному сердцу Сиордиа неведом был страх, осторожность — да, страх — нет. Зато осторожностью он был наделен почти безошибочной, звериной. Он шел посреди болота, как канатоходец по канату,— легкий, как перышко, ловкий, как кошка. Достаточно было Сиордиа чуть-чуть сбиться с шагу, чтобы жадная трясина проглотила его. Ноги и глаза Сиордиа были одинаково настороже. Ноги сами нащупывали узенькую полоску суши посреди безбрежной трясины.
Некоторое время Сиордиа еще казалось, что он слышит шаги Букиа за своей спиной, но вдруг взводный понял, что обманывается. Ярость лишила его осторожности.
— Гей, проклятый, не уйдешь от меня! — зашипел он и резко повернул на своем канате-тропинке. И тут глаза и ноги изменили ему. Сиордиа качнуло, он оступился в болото. И его каменное сердце дрогнуло.
— Букиа! — крикнул он тонким, бабьим голосом.— То- ну-у-у!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Шалва не проводил гостя до дверей, как это делал обычно. Он всегда даже малышей — своих учеников — провожал, когда они бывали в его узкой, длинной, как вагон, комнате. Но сейчас он стоял у стола и, глубоко задумавшись над словами Вардена, даже не заметил, как тот вышел.
Лес, дремучий Коратский лес с его бездонными трясинами, весь обвитый-перевитый лианами, темный и в ясный день, и в лунную ночь, обителЪ леших — очокочи и лесных дев — ткашимапа, безжалостная западня для человека и зверя, давно, с юности, хорошо знаком Вардену Букиа.
В глубине этого леса уже много лет стоит шалаш Гудуйа Эсванджиа. Всегда босой, длинноволосый, длиннобородый, с накинутой на плечи шкурой косули, составляющей всю его одежду зимой и летом, этот лесной отшельник мог пройти с закрытыми глазами по любому здешнему болоту, мог голыми* руками придушить хищного зверя. Он был необычайно сильным человеком, Гудуйа Эсванджиа.
К нему и шел сейчас Варден. Прежде Варден довольно часто бывал у Гудуйа. Он даже любил его, хотя и сам не знал, за что. Казалось, что и не за что любить Гудуйа. Ничто в мире не существовало для этого нелюдимого человека — ни любовь, ни радость, ни ненависть, ни горе.
Гудуйа и сам не мог бы сказать, для чего он живет на свете. Но никто и не спрашивал его об этом. Люди не очень охотно общались с отшельником — одних пугал его вид, других мутило от звериного запаха давно не мытого тела. Но стоило только заглянуть в теплые, медового цвета глаза Гудуйа, как от страха ничего не оставалось — столько в них было человеческой доброты и печали.
Варден смутно помнил истинную или вымышленную причину, побудившую Гудуйа Эсванджиа уйти в лес. Слышал Варден, будто Гудуйа оскорбила любимая женщина, и потому он ушел от людей — так говорили в деревне, но никто не мог подтвердить этого. Женщина, изменившая Гудуйа, если только была такая женщина, конечно, предпочитала молчать об этом до гробовой доски.
Варден шел к человеку, которого не видел десять лет. К безземельному и бездомному человеку. Говорили о Гудуйа Эсванджиа и то, что он удалился в лес из-за безземелья. Но
так ли это или не так, деревня не дознавалась — сама деревня была безземельна.
Гудуйа, конечно, тоже будет на собрании. Интересно, поверит ли в силу Декрета этот разочаровавшийся в людях, одичавший, отвыкший говорить человек?! Если даже поверит, то зачем ему сейчас земля?! Три аршина земли на могилу найдутся в лесу, если только болото можно назвать землей, если можно назвать могилой три аршина ядовитой, смрадной жижи.
В юности Варден не раз ходил по этому лесу и по этому болоту. И сейчас он шел к Гудуйа, как и прежде ходил, тем же путем. Там, где надо, он обходил болота и трясины, зная их коварный нрав, а где можно было — шел напрямик. На войне Варден не отучился ходить по темному ночному лесу.
Варден торопился — он опаздывал на встречу с товарищами: в деревне его задержали приготовления к похоронам Юрия Орлова и долгая беседа с учителем.
В ночном лесу было тихо — он словно спал. И все же иногда слышался треск сухих веток под ногами и какой-то шорох. Вардену не хотелось сейчас ни о чем думать, хотелось просто наслаждаться тишиной и покоем, а там, в шалаше, встретясь с товарищами, окунуться в дела. Но разговор с учителем все еще волновал его. «Упрямится старик, но честная душа его уже тянется к нам».
Варден улыбнулся, вспоминая слова Шалвы, и вдруг насторожился. Какой-то незнакомый звук привлек его внимание. Звук был необычный, могло показаться, что это сухой лист оторвался от ветки и упал на землю, устланную уже истлевающей листвой... Но так могло показаться человеку менее опытному, чем Варден, а у него слух тонкий, как говорится, и заяц может позавидовать... И Варден сразу понял — это шаги! Но чьи? Человека? Зверя?
Варден притаился за деревом, вглядываясь в темноту, и, вглядевшись, увидел: «Сиордиа? Как он напал на мой след в этом дремучем лесу, среди этих болот? Собачий нюх у этого собачьего сына!»
Варден прибавил шагу и, петляя, попытался сбить карлика со следа. Но у Сиордиа действительно был собачий нюх — казалось, он был создан только для того, чтобы ходить по человеческому следу, чтобы охотиться на людей. Но Вардену все же удалось перехитрить Сиордиа. Притаившись, он пропустил его вперед. Сиордиа слишком поздно понял, что произошло. Услышав за собой шаги, Сиордиа выхватил наган, но повернуться не посмел, сообразив, что Варден опередит
его. И Сиордиа пошел дальше, уже не понимая, куда идет, но остановиться — это значит получить пулю в спину.
Справа и слева от Сиордиа булькало болото. И впереди была трясина. И позади — трясина. Но каменному сердцу Сиордиа неведом был страх, осторожность — да, страх — нет. Зато осторожностью он был наделен почти безошибочной, звериной. Он шел посреди болота, как канатоходец по канату,— легкий, как перышко, ловкий, как кошка. Достаточно было Сиордиа чуть-чуть сбиться с шагу, чтобы жадная трясина проглотила его. Ноги и глаза Сиордиа были одинаково настороже. Ноги сами нащупывали узенькую полоску суши посреди безбрежной трясины.
Некоторое время Сиордиа еще казалось, что он слышит шаги Букиа за своей спиной, но вдруг взводный понял, что обманывается. Ярость лишила его осторожности.
— Гей, проклятый, не уйдешь от меня! — зашипел он и резко повернул на своем канате-тропинке. И тут глаза и ноги изменили ему. Сиордиа качнуло, он оступился в болото. И его каменное сердце дрогнуло.
— Букиа! — крикнул он тонким, бабьим голосом.— То- ну-у-у!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53