В Шулавери Варден встретился с представителями Революционного комитета Грузии, в Тбилиси — с полномочным представителем Советской России Шейманом, который только что сменил Кирова.
Начиная с границы с Азербайджаном Варден повсюду в деревнях Грузии встречался с членами большевистских городских и уездных комитетов. Ничего не приукрашивая, ничего не приуменьшая, рассказывал Варден товарищам о встрече демобилизованных из Красной Армии коммунистов- грузин с Владимиром Ильичем Лениным, о ленинском
поручении разъяснить грузинским крестьянам Декрет Советского правительства о земле.
Долго Варден Букиа нигде не задерживался. Короткая встреча, недолгая беседа — и без отдыха дальше. Букиа спешил — время не ждало, время торопило его.
В лесу было темно. Внизу, в долине, среди спокойной черной земли тускло серебрилась река. На востоке медленно светлело небо. На деревьях захлопали крыльями проснувшиеся птицы, с реки повеяло прохладой. И вдруг Вардену открылась освещенная еще совсем неярким утренним светом родная деревня. Он знал в ней все дома, все проулки и закоулки, знал, где находится аптека и почта, школа и церковь, кузница и мастерская сапожника, где духан и мельница, где живут Коршиа, Филиппа, Эсванджиа, Каличава, Кордзахиа, Начкебиа, Кварцхава, Эсебуа. По этим переулкам бегал Варден босой, по этим переулкам ходил он в школу, шел в поле на повседневную крестьянскую работу и усталый возвращался с поля домой. Здесь все было его родное, близкое: дома, плетни, виноградники и озорной, внезапно набегающий с моря дождик...
Деревня была большая, но отсюда, с горного склона, Варден видел ее всю — целиком. Тысячи,— так, конечно, только говорится — тысячи,— а кто сочтет, сколько раз в действительности поднимался Варден в детстве в лес за хворостом, потом уже в юности за дровами, тысячи раз собирал он здесь грибы, буковые орешки, сотни раз играл в разбойники с соседскими мальчишками и много раз приводил сюда девушку, которую любил со школьной скамьи.
Тут они бегали, играли в прятки, скрываясь друг от друга за деревьями, искали, находили, валялись в густой траве на поляне и готовы были отдать весь мир за одно прикосновение, за один поцелуй, хотя и не осмеливались на него, любя друг друга застенчивой, целомудренной любовью.
Свет понемногу одолевал тьму, и лес уже засверкал многими своими красками — неподвижный, но живой лес. Лес дышал, и это дыхание окутывало Вардена хорошо знакомым теплом, придавая ему бодрость. Он ощутил это теплое дыхание родного леса и родной земли всем телом, всем сердцем, всем существом своим.
Все чаще хлопают крыльями птицы на деревьях и кустах, все громче их щебет и клохтанье... Как знакомы Вардену голоса обитателей леса — нигде, наверное, во всем мире не щебечут так весело и не перекликаются так оживленно по утрам птицы.
Варден быстро шел под гору, скользя по мокрому мху. Бывало, не раз падал он здесь на мягкую, влажную землю, на ковер из полусгнивших листьев и мха и не чувствовал боли. Он хотел бы еще раз испытать это, но уже был немолод, и не было с ним той девчонки, той милой, любимой девчонки.
Эка, где ты, Эка? Может, ты вышла замуж, Эка? Может, уже и не живешь в нашей деревне? И наверное, у тебя уже семья, дети? А ты счастлива, Эка, довольна? Ну, скажи,— счастлива? И помнишь ли ты Вардена и этот лес, этот дубняк и эту мягкую, теплую землю? Вдруг всей душой захотелось Вардену, чтобы вернулась юность. Та незабываемая пора, то счастливое время, та любовь. Варден печально улыбнулся. Юность! Юность он оставил здесь, в этом лесу, у подножия этих дубов, на этой мягкой теплой земле, и она, увы, не встретила его, вернувшегося из дальних и нелегких странствий. Кончается юность, уходит не оглядываясь, а любовь остается, меняется, но остается. Он чувствовал, что любовь к Эке с ним, что он не растерял ее. Как хочется ему увидеть Эку, как хочется хоть издали взглянуть на нее. Варден шагал все быстрее и быстрее, но мысли обгоняли его.
Он рассчитывал войти в деревню еще до рассвета, но не успел. Варден знал, что с того дня, как он ступил на грузинскую землю, за ним следят.
Варден прошел еще немного и тут увидел поле — угольного цвета вспаханное поле и над ним прозрачную утреннюю дымку. И Вардену хотелось посмотреть на это поле поближе, насладиться запахом свежевспаханной земли, потрогать ее руками. И, всегда такой осторожный, Варден вышел из лесу и направился к полю.
«Рано нынче начали пахать,— подумал он,— хотя почему рано? Февраль наступил, деревья наполнились соками, значит, и пахать можно». Он и сам много раз пахал эту землю. Сначала он ходил в помощниках у отца, погоняя буйволов, и, когда отец разрешал, сам брался за рукоятки плуга.
Варден вспомнил один из таких дней, когда он, мальчишка, принес отцу обед й Беглар вдруг позволил ему пройти за плугом от межи до межи... Какое ни с чем не сравнимое счастье испытал тогда Варден... Потом они с отцом уселись под деревом и отец принялся за обед... Ел он с завидным аппетитом... Мальчик удивлялся тогда отцовскому аппетиту, потому что сам не испытал еще, что такое труд пахаря, не испытал еще, что это такое — не разгибая спины, мотыжить в поле от зари до зари... Не понимал он еще тогда мальчишеским своим умом, какие для этого нужны терпение и силы,
и потому думал, что Беглару просто нравится, как готовит мама. А она такое лобио готовит, пальчики оближешь.
Когда отец кончил есть, Варден собрал посуду и отнес к реке мыть. Река, как всегда, соблазнила его, и, закатав штанины, Варден вошел в воду, добрался до отмели и принялся за любимое свое занятие — лов мелкой рыбешки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53