— Вы верите этому человеку, Шалва?
— Верю,— ответил учитель и тоже поглядел на портрет Ленина.
— Вы социал-федералист, но, судя по вашим словам, во многом солидарны с меньшевиками.
— Нет, не во многом,— возразил Шалва.
— Тогда объясните, почему рядом с портретом Ленина у вас на столе стоит портрет Жорданиа?
Шалва ответил не сразу. Подумал, прикрыв ладонью глаза, а затем спросил:
— Этот ленинский портрет принадлежит лично тебе?
— Да, — сказал Варден.
— Судя по тому, как он потерт, ты долго носил его у себя на груди. Так скажи мне, почему? Чем он тебе так дорог?
— Чем дорог? Ленин помог мне выбрать единственную верную дорогу, единственную достойную цель... А вам, видно, Жорданиа указал путь.
— Нет, не Жорданиа.
— Так почему же у вас его портрет?
— Я уважаю Жорданиа как общественного деятеля... как главу нашего грузинского государства.
— Но ведь у вас с ним разные пути. И цели разные.
— Да, разные. Я уже сказал, что давным-давно сам, да, сам выбрал свой путь.
— Вы мой учитель,— сказал Варден.— Простите, что я так с вами говорю... ну, не совсем почтительно, что ли. Я понимаю, что ученик не должен учить учителя.
— Нет, почему же! Это замечательно, когда ученик перерос учителя. Я не стыжусь учиться у тебя, у человека, которого прислал Ленин.
— Ну что ж, спасибо. Вот вы до моего прихода читали декрет Ленина... Я вижу, он лежит перед вами на столе... Вы поставили рядом портреты Ленина и Жорданиа, должно быть, сравнивая их пути.
— Допустим, что так было и в самом деле. Ну и что же?
— Так к какому же выводу вы пришли? Я спрашиваю вас, своего учителя... Все эти годы я помнил вас... Каждый ваш выговор, каждое поощрение... каждое слово... Я хочу до конца своей жизни уважать и любить вас. Вы были моим первым учителем. Второй — он,— Варден взглядом показал на портрет Ленина*.
Учитель долго молчал, не глядя на Вардена. Руки его лежали на раскрытом Декрете о земле — худые бледные руки, которые в минуты волнения не подчинялись ему. Потом он повернулся к Вардену и тихо проговорил:
— Ты спрашиваешь, к какому я пришел выводу?
Варден кивнул головой.
— Ну, что ж, скажу: земля принадлежит тому, чьим потом она полита.
— Прекрасный ответ, учитель! Но народная гвардия Жорданиа согнала с земли тех, чьим потом она полита.
Учитель вздохнул.
— Вы стояли на этой земле вместе с ними, вместе с народом, а мой брат, гвардеец Джвебе, прогонял с земли мать, отца, соседей, родственников.. Вы стояли, учитель, и смотрели...
Учитель опустил голову.
— В душе вы были на стороне народа, веря, что земля принадлежит тем, чьим потом она полита. Вы, социал-федералисты, даже проповедовали социализацию земли, но вы молчали, когда гвардия сгоняла с этой земли ее подлинных хозяев. Вы молчали, учитель. Давайте говорить так, словно Ленин и Жорданиа слушают нас. Один из них создал большевистскую партию, и вы готовы вступить в нее, если Грузинская компартия станет секцией Коминтерна. Так я вас понял?
— Да, так...
— В этом случае портрет Жорданиа не должен стоять на этом столе.
— Но я же сказал, что уважаю Жорданиа как общественного деятеля и главу грузинского государства.
— А Ленин?
— Перед Лениным, который издал этот Декрет, я преклоняюсь, но остаюсь противником всякого насилия.
— Без боя рабочим и крестьянам власти никто не уступит,— сказал Варден.— Простите, что я излагаю вам такие азбучные истины.
— Грузинские рабочие и крестьяне сами должны взять власть, а не ждать, пока русская армия даст ее им...
— Наши рабочие и крестьяне нуждаются сейчас в помощи своих русских братьев.
— В помощи?! Согласен, она в какой-то мере нужна. Но
почему обязательно вооруженная? Разве этот Декрет не поможет нашим крестьянам? Я уверен, что поможет.
Варден улыбнулся, и учителю показалось, что это улыбается сейчас тот самый мальчуган, который сидел в его классе на первой парте справа, на той самой, на которой потом сидел Джвебе, а теперь — Гванджи.
— Поможет, учитель. И не только рабочим и крестьянам поможет,— сказал Варден.
— И мне и другим,— сказал учитель.— Но мы своими силами сумеем позаботиться о своей родине. Грузия достаточно натерпелась от «милостивой помощи» самодержавия.
— Сейчас к нам идет совсем другая Россия, Россия Ленина.— Варден поглядел на часы.— Простите, я должен идти. Тариэл Карда ждет меня в Коратском лесу, там у нас собрание. Я должен ознакомить членов нашей организации с Декретом и «Ответом на запросы крестьян».
Учитель достал из ящика обернутый в кожу сверток и передал Вардену:
— Если позволишь, Варден, я один экземпляр Декрета оставлю у себя. Хочу перевести на грузинский язык. Думаю, что не только члены вашей организации, а и все крестьяне должны прочесть его.
Варден снова попытался изменить направление разговора:
— Призыв в армию уже начался. Председатель учредительного собрания Карло Чхеидзе объездил почти всю Грузию. Завтра в нашей деревне с речью на митинге выступит Евгений Жваниа и призовет народ к оружию. Вы должны выступить на этом митинге, учитель.
— Я уже дал Евгению Жваниа согласие выступить.
— Мы это знаем.
— Кто это мы?
— Большевики. Вы должны убедить народ не идти в армию.
— Я противник всякого насилия. Я уже не раз говорил тебе об этом.
— Но ведь вы поддерживаете ленинский Декрет о земле.
— Декрет — да, но насилие — нет.
Учитель встал, запахнул пальто. Встал и Варден и потянулся к шапке.
— Я опаздываю на собрание. До свидания.
— А портрет? — спросил Шалва.
— Пусть портрет Ленина останется у вас. Он долгое время был моим спутником, этот портрет, он помогал мне думать, принимать верные решения, он был моим советчиком и в горе
и в радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53