.. Или все же... И если все-таки получился бы, мама удивилась бы еще сильнее, чем когда они пришли с рыбалки домой и принесли ей деньги за проданные перекупщикам с острова Муху угри.
И как бы они приехали сейчас в воскресенье в пасторат: женщина между двумя братьями, один капитан, другой пастор. Дойдя до церковного двора, пастор через боковой притвор прошел бы в алтарь, мать и Яан остались бы поговорить с людьми. Все подходят, чтобы услышать приветствие матери пастора. А Яан говорит с Гульденом из Тапурлы как равный с равным, как капитан с капитаном. Здесь же и Тони, но Тони появляется с пастором... Тони с пастором, как и вчера...
Лида — сегодня, здесь — оперлась о скособочившийся угол амбара. На голове у Лиды белый шерстяной платок, из-за которого она как будто подглядывает за ним, Паулем.
Пастор немножко жалеет Лиду. Ему хочется сказать Лиде что-нибудь утешительное, что-то веселое и шутливое, что вызвало бы улыбку на ее печальном нежном лице. Но ничто не приходит ему на ум, такому находчивому и красноречивому на кафедре. В студенческие годы, когда он в каникулы бывал на Весилоо и, не жалея сил, выполнял обычную работу поморов, их с Лидой влекло друг к другу, но это влечение не пошло дальше поцелуя. Не потому, что Лида не разрешила бы ему прикоснуться к ней, обласкать ее. Слишком робок был Пауль, сын умершей от проказы Лээны из Мяннйку, он и сам ведь мог захворать. Он боялся связать судьбу девушки со своей. Лида — это не пятидесятилетняя хозяйка квартиры в Тарту, не вдова, у которой жизнь уже позади — ей еще жить и жить. Лида хорошая, у нее ловкие, работящие руки, она смогла бы выбрать себе жениха среди парней Весилоо. Но она не выбрала, она ждала его, Пауля.
Но теперь Пауль не тот, каким был еще года два назад,— бедный, робкий студент богословия. Теперь, когда период скрытого развития проказы прошел, теперь, когда он здоров, теперь, когда он, пастор городка Хары, прошлым вечером ехал в санях бок о бок с Тони из Тапурлы, погоняя горячую лошадь, в Весилоо...
Лида улыбается, но улыбка ее печальна. Она и сама понимает и пытается улыбнуться как можно веселее, но к глазам ее подступают слезы. Она стыдится слез, прикладывает к глазам руки в белых шерстяных перчатках и отворачивается.
Пауль Лайд не знает, что делать. Ему жалко Лиду, чертовски жалко, хочется ее утешить, чуть ли не просить у нее прощения, но он только подходит к ней, кладет руку на плечо и произносит:
— Лида... Лида...
— Пауль, я понимаю, так лучше всего... так лучше всего... Тони очень хороша... и умна... и богата... Я только прошу простить меня, что я... я, наверное, любила тебя и... путала твои мысли...
— Лида?!
Пастор Лайд беспомощен, он не знает, что делать, что говорить. К счастью, к ним подходит с веселым свистом Оскар, самый молодой из братьев Лиды. Лида отворачивается и, пытаясь скрыть следы слез на глазах, нагибается к оконному переплету дома Мяннйку.
И все же есть еще что-то, что мянниковский Пауль когда-то и нынешний пастор Пауль Лайд не может сейчас понять и дать этому название.
Поездки этой зимой в санях с Тони, и особенно с папашей Пээтером Гульденом, до мельчайших подробностей врезались в память пастора Пауля Лайда. Христианская народная партия баллотировала кандидатом в депутаты от избирательного округа города Хары выдающегося члена здешнего лютеранского прихода капитана Пээтера Гульдена, надеясь тем самым заполучить для партии голоса состоятельного слоя населения. Ему, пастору Лайду, партия поручила стать доверенным лицом кандидата и выполнить ответственную задачу, в надежде, что он привлечет голоса бедных слоев народа на сторону христианской народной партии. Но поскольку зажиточных людей в приходе Хара и в двух-трех смежных волостях немного и даже их голоса разделились между партиями земледельцев, народной и христианской народной, главная ответственность на предвыборных собраниях легла на него, пастора Пауля Лайда,— завоевать голоса избирателей, принадлежавшие ранее партиям социал-демократов, трудовой и новопоселенцев. С небольшим перевесом голосов в Государственное собрание был избран господин .Пээтер Гульден. Победа отца Тони, правда, подняла престиж Пауля Лайда в глазах местных вождей христианской народной партии, в народе же это обернулось потерей популярности. Среди социалдемократов и членов трудовой партии — особенно в кругах интеллигенции — он нажил себе не одного врага. Врач колонии прокаженных в Ватку доктор Вахтрик, который ранее, несмотря на свои атеистические взгляды, пытался понять его деятельность как пастыря душ Христовых, стал по отношению к нему официален и холоден. И в церковь люди уже не стремились толпами, как всего лишь полгода назад. Если это охлаждение будет продолжаться, если и спустя четыре года он с той же ретивостью будет выступать за Пээтера Гульдена, может случиться, что он потеряет место пастора в Харе. Это было бы для него тяжелым ударом, так как именно в Харе, где каждый знает о болезни его матери, именно здесь он хочет стоять на церковной кафедре.
А Тони оставалась для Пауля, сделавшего все, чтобы поднять популярность ее отца ценой своей собственной популярности, по-прежнему загадкой. Тони дружелюбна к нему, но не более того. Ему, Паулю Лайду, не подобает первому переходить границы дружбы. И в конце концов, всегда выбирает женщина, особенно такая красивая и образованная, как наследница Пээтера Гульдена.
Вот и весна уже в разгаре, она вторгается в окна пастората кипенью вишенного цвета, хорами и соло пернатых. Толстые плитняковые стены старого дома еще дышат зимним холодом, жестким аскетизмом предвыборной кампании христианской народной партии, но старинный парк вдкруг пастората полон буйного цветения и птичьих песен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41