Мне было плохо. Вынув палец из уха, он оглядел его, скомкал испачканный носовой платок и выкинул в мусорную корзину. А потом внезапно закричал свирепым тоном: – Хотя вы и бросили учебу! Говорят, вы просите называть вас… Как, надпоручик? К.? Смешно! Стесняетесь своего имени, вахмистр? Правда, оно и впрямь не слишком годится для полицейского. Вы не думали сменить его? Впрочем, я вас не принуждаю. Людям на улице вы все равно называете только свой номер, так что это не имеет значения. У вас гуманитарное образование, а в полиции вы прослушали курс психологии. Женщина, о безопасности которой вы станете заботиться, особа несколько нервная. К ней требуется индивидуальный подход. Возможно, вы мне не поверите – неважно, меня это не волнует, – но никого лучше вас я не подыскал. Вы нужны мне, вахмистр, и я надеюсь, что вы меня не подведете.
– Вас неверно информировали, – сказал я, подавляя злобу и стыд. – Я учил историю, и, как вы правильно отметили, кончилось это мое учение бесславно. Я вовсе не желаю менять место службы. С меня достаточно и патрулирования. Я должен набираться опыта, работая на улице.
Это мое решительное выступление, удивившее и меня самого, и надпоручика Юнека, искоса бросившего на меня недоверчивый взгляд, начальника нимало не убедило.
– Бросьте, – ответил он, – не выношу ложной скромности. Да вы знаете, с какой радостью другие ухватились бы за это предложение? Нет такого патрульного, который не мечтал бы поменять свою форму на цивильный плащ. А может, вы не осознали всю важность задания, которое вам доверено? Оно почетно для вас обоих. – И я кивнул, не в силах упорствовать.
Он смерил нас довольным взглядом и принялся диктовать указания. Однако на половине фразы сморщил лицо, как если бы у него внезапно начались колики, рывком извлек из кармана второй шелковый платок и прижал его к уху – на сей раз к левому. Я уже знал, что последует далее, и сумел даже глазом не моргнуть.
Сегодня я говорю себе: упади я тогда в обморок, Олеярж, возможно, и освободил бы меня от задания. Однако удалось бы мне избежать того, что было предопределено? Вряд ли.
Инженера Пенделманову связывали с прошлым коммунистическим режимом довольно тесные узы. Она была вдовой крупного чина из центрального комитета партии, заместителя прежнего министра труда и социального обеспечения. Я узнал, что в начале 1990 года ее муж, тогда уже уволенный и опозоренный аппаратчик, покончил с собой, причем весьма странным способом: он въехал на своем тяжелом лимузине на замерзшую гладь Орлицкого водохранилища и направился к большой полынье. Машина ушла под лед и бесследно сгинула. На следующую ночь ударил мороз, и озеро замерзло целиком. Автомобиль с покойником остался подо льдом, извлекли их только через неделю. Свидетели рассказывали, что солдаты вырубили глыбу льда, похожую на огромное пресс-папье. Когда подъемный кран вытащил ее, то толпа зевак увидела внутри черную машину, а у ее окошка – жуткое лицо: губы застыли в усмешке, и от них тянулась вверх цепочка огромных, неподвижных пузырей.
Но Пенделманову смерть мужа не сломила. Она продолжала ходить в некое учреждение при муниципалитете, где проработала всю жизнь, и целых три года сопротивлялась натиску коллег, которые мечтали от нее избавиться. Прежде они ее боялись и подозревали, что она доносит на них Пенделману. Когда же после смены политических векторов эта опасность миновала, все перестали скрывать свою ненависть и захотели выгнать «бабку», как они ее называли, вон. Сделать это оказалось не так-то просто, Пенделманова отлично разбиралась в законах. Но в конце концов вдова все же уволилась – после того, как добилась невиданной пенсии. Однако сидеть сложа руки в ее планы не входило. В молодости Пенделман считался талантливым левацким поэтом, после войны он примкнул к радикалам, основавшим несколько рабочих издательств, и до того, как наступило культурное затмение сорок восьмого года, успел издать три сборника своих стихов. В начале пятидесятых его арестовали, после смерти Готвальда реабилитировали, а в высочайшие политические сферы он взлетел в семидесятые. Тогда же он перестал творить, хотя прежде литературные журналы то и дело печатали его стихи. Вдова Пенделмана решила подготовить посмертный сборник его произведений и даже подыскала издателя.
Прошлым летом она пришла в полицию с заявлением, что за ней кто-то следит. Тогда от нее сумели отделаться, но она пришла опять, потому что ей разбили камнем окно. Это был небольшой булыжник, из тех, какими мостят улицы, – Пенделманова оставила его в полиции, потребовав лабораторного исследования. К ее истории отнеслись не слишком серьезно, хотя нельзя было не признать, что она необычна, если, разумеется, вдова все попросту не выдумала. Она жила на пятом этаже в районе Панкрац, а такие мелкие камни для мощения улиц там не применялись. Попасть булыжником в окно, расположенное на большой высоте, могла только хорошо тренированная рука – или же кому-то очень повезло. Потерпевшая была убеждена, что это – политическая месть за прошлое ее мужа и сведение старых счетов. Ее отправили к начальнику уголовной полиции, и тот решил, что речь идет о покушении на жизнь. Он пообещал на месяц приставить к ней своих людей. Потом, мол, видно будет. Если угрозы возобновятся, то полиция начнет активно заниматься этим делом.
В лаборатории попытались снять с булыжника отпечатки пальцев. Попытка, впрочем, была чистой формальностью – наперед было ясно, что на камне ничего не отыщется. Я посмотрел на приложенную фотографию. Камень как камень. Скорее всего, разновидность кремня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100