А потом я снова услышал топот копыт и внезапно понял, что именно напоминает этот светящийся призрак. Это была внутренность храма, и огоньки, соедини вы их мысленными линиями, нарисовали бы в воздухе чудесное, величественное священное здание. В центре площади, подумать только! Насколько мне известно, единственной примечательной постройкой, стоявшей когда-либо в тех местах, была часовня Тела Господня, истинный храм храмов Центральной Европы в четырнадцатом и пятнадцатом веках.
О часовне Тела Господня я знал не слишком много, так что в моей душе лишь снова проснулась та щемящая жалость, которая охватывала меня всякий раз, когда я набредал в книгах на упоминание об этом таинственном пражском храме, уничтоженном в конце восемнадцатого столетия. А еще рассказ Гмюнда заставил меня вздрогнуть, потому что о видении на Скотном рынке я читал в каком-то историческом сочинении, готовясь к экзаменам: это был то ли дневник, то ли мемуары некоего знаменитого дворянина. Иржи Вилем из Худениц, да, скорее всего, он. Или нет. Это был Вилем Славата из Кошумберка – вот кто. Я немедленно рассказал о прочитанном Гмюнду, и мои слова произвели на него сильное впечатление. В волнении он схватился за бороду и потребовал, чтобы я в деталях поведал ему все, что помню.
– Но я помню не слишком много, – сказал я. – Кажется, этот рыцарь даже еще не родился, когда случилось то пугающее происшествие. По-моему, это было в начале семидесятых годов шестнадцатого века, сначала ему рассказывала о видении его нянюшка, а потом жители Нового Города, которые все как один твердили, что видели призраков собственными глазами. Кое-кто событие приукрашивал, но все сходились на том, что однажды летним днем поднялся сильный ветер и тут же на площадь неведомо откуда въехало многочисленное войско. Люди говорили, будто по булыжникам со звоном били конские копыта, но сами солдаты безмолвствовали. Поначалу всадники не привлекли к себе особого внимания, но волосы у горожан встали дыбом, когда появилась карета гигантских размеров, у которой не было колес, так что она не ехала, а скорее, плыла по воздуху. Направлялась она к часовне Тела Господня, и жутью веяло от оруженосцев, которые охраняли ее, едучи обок дверей: они сидели на конях-великанах, а сами были такими огромными, что могли бы спокойно заглядывать в окна вторых этажей – разумеется, при условии, что у них были бы головы. Безголовые рыцари, да еще четверо, да еще среди белого дня. Некоторые из горожан, заметив их на Скотном рынке, натерпелись такого страху, что тяжко занемогли. А потом призраки исчезли так же внезапно, как появились.
– Я не слышал этой легенды, – задумчиво произнес Гмюнд, теребя бороду. – Даже если это вымысел, в красоте ему не откажешь. Автор этих мемуаров наверняка ничего не выдумал. Так, говорите, рыцари направлялись к часовне Тела Господня? Удивительно. Но это значит… – Гмюнд не договорил. Подняв на меня взгляд, он, заметно повеселев, вдруг воскликнул: – Вот видите, как вы нам нужны! Значит, я не ошибся, вы именно тот человек, без которого нам не обойтись!
Я возразил, что я недоучка и что ровным счетом ничего не умею делать. Однако его слова обрадовали меня, а то, что он сказал дальше, прозвучало еще более лестно:
– Да кому какое дело до вашего диплома? Ведь вы знаете куда больше тех, кто сидит в институтах. И хорошо, что вы не доучились! Они там наверняка имеют представление о том, что и в каком точно году произошло, но никто из них не смог бы, подобно вам, соединить два этих происшествия – мое и то давнее. Их история мертва. Наша – жива, потому что мы не ведем о ней научных диспутов, а переживаем все заново. И совершенно неважно, что кое-чего мы не понимаем и не умеем объяснить. Важно, какие выводы мы из всего этого делаем.
«Может, он говорит это только ради красного словца? Не преследует ли он какую-нибудь цель? Может, он заманивает меня куда-то?» Вот какие вопросы одолевали меня под его пристальным взглядом, полным неясного ожидания. Чего он от меня хочет? Его следующая реплика только усилила мое смятение:
– Не рассказывайте об этой нашей беседе Олеяржу. Ему не следует знать больше, чем необходимо. Если бы он был посвящен во все мои планы относительно Семихрамья, то порастерял бы свою любезность. Он преследует собственные цели, и некоторые из них довольно грязные. Я слышал о какой-то афере, связанной с коррупцией. Вам об этом что-нибудь известно?
Я покачал головой. Меня заинтересовало слово «Семихрамье», хотя рыцарь и произнес его так, будто речь шла о чем-то обыденном – мол, и говорить подробно не стоит. Я понятия не имел, что это, но под испытующим взглядом его прямоугольных глаз принял вид всезнайки – вот только об истории с коррупцией я разумеется, никогда не слышал. Гмюнд продолжал – а я безмерно удивлялся его словам.
– С помощью компьютера Раймонд может подключить меня к любому телефону. В последний раз в кабинете у Олеяржа, когда хозяин куда-то отлучился, он проделал что-то с его аппаратом – только не спрашивайте меня, что именно, это выше моего разумения. В общем, он прослушал несколько разговоров и выяснил нечто весьма любопытное. Полковник кого-то шантажирует.
– Вернее сказать – шантажировал, – прозвучало с подоконника. Прунслик по-прежнему прикидывался спящим, однако ушки держал на макушке.
– Имя не называлось, но мы поняли, кто это.
– Кто это был, – поправил его Прунслик.
Кажется, я начинал догадываться.
– Вы еще не сообразили? Это был архитектор, долгие годы проработавший в проектном институте и занимавшийся проблемами городской застройки.
– Тот самый, кого убили нынче ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100