вмятина в форме задницы неслась впереди меня и постоянно маячила перед глазами, как фирменный значок на капоте роскошного «роллс-ройса».
— Мне казалось, вы собирались поговорить с ректором, — бесцветным голосом сказал Джеймс, видя, что расстояние между нами и Пойнт-Бриз неуклонно растет.
— Собирался. — Я покосился на лежащий рядом букет и мысленно усмехнулся, подумав, что галантный жест является первым признаком нечистой совести. И с чего я решил, будто моя опухшая физиономия и эти хилые розочки из паршивого супермаркета вызовут у Эмили какие-то иные чувства, кроме снисходительной жалости. После слов Джеймса угрызения совести, вечно терзающие любого наркомана-курильщика, заставили меня вспомнить о Саре. Неужели все это правда, и я действительно бросил трубку, когда она позвонила, и теперь спешу удрать подальше от города, увозя в багажнике мертвое тело ее собаки? — Знаешь, Джеймс, может быть, это и не плохая мысль. Может быть, нам и впрямь следует вернуться?
Джеймс ничего не ответил. Он сидел, завернувшись в свой грязный, заляпанный пятнами плащ, подтянув колени к подбородку, внимательно прислушивался к бульканью апельсинового сока у себя в желудке. В правом кулаке Джеймс сжимал пока еще не тронутый пончик — этот обсыпанный белой пудрой пончик казался единственным балластом, который удерживал юношу на сиденье автомобиля и на вращающемся под нами земном шаре. Вид у него был несчастный. Каждый раз, когда колесо попадало в выбоину или наезжало на кочку, голова Джеймса, качнувшись вперед, откидывалась назад, как стрелка чувствительного сейсмографа. Я двигался прежним курсом, но чем ближе мы подъезжали к окраинам Биглоу, тем медленнее катил мой изувеченный «гэлекси». Я думал то о Саре, то об Эмили, то об Ирвине Воршоу, пока не достиг душевного равновесия или полного изнеможения, тут загорелся красный свет, и мы остановились возле пешеходного перехода.
— Посмотрите, — удивился Джеймс, — они все на одно лицо.
На краю тротуара стояла очаровательная молодая семья: стройные длинноногие родители — оба светловолосые, оба одеты в клетчатые фланелевые рубашки и затянуты в голубые джинсы, — их окружала стайка милых послушных детишек, таких же светловолосых, опрятных и похожих друг на друга как две капли воды. Они дружно ступили на мостовую и двинулись на другую сторону улицы. Идущие рядом с отцом мальчики помахивали прозрачными полиэтиленовыми мешочками, в которых блестела вода и плавали золотые рыбки. Легкие пушистые волосы детей, освещенные утренним солнцем, тоже отливали золотом. Все держались за руки. Казалось, они сошли с рекламного плаката какого-нибудь мягкого слабительного или с обложки брошюры с проповедями Адвентистов Седьмого дня. Мать несла на руках златовласого младенца, вышагивающий рядом отец курил тонкую трубку, сделанную из душистого верескового корня. Когда они поравнялись с нашей машиной, все семейство сначала посмотрело на вмятину на капоте, а затем окинуло нас с Джеймсом долгим взглядом, в котором сквозила непонятная жалость.
— Зеленый, — сказал Джеймс.
Я смотрел на младенца с золотыми волосами. Его лицо было прижато к левой груди матери, он помахивал раскинутыми в разные стороны ручками, как политик, выступающий перед избирателями с предвыборной речью. Крохотные пальчики то сжимались в кулачок, то разжимались и складывались в причудливые жесты, словно у каменной статуи Будды. Мне вдруг показалось, что я чувствую на локте тяжесть его тела. Я распрямил затекшую руку.
— Профессор, мы можем ехать.
Стоящий сзади автомобиль начал раздраженно сигналить. Семья перешла дорогу, и как раз в тот момент, когда они ступили на противоположный тротуар, я увидел лицо младенца, выглянувшее из-за плеча матери. Он улыбался какой-то ехидной улыбкой, похожей на нервный тик, словно лицевые нервы ребенка были парализованы, его левый глаз закрывала маленькая черная повязка. Мне это очень понравилось. Интересно, способен ли я произвести на свет такого же одноглазого младенца с пиратской ухмылкой на лице.
— Профессор?
На следующем перекрестке я развернулся на сто восемьдесят градусов и поехал обратно в Пойнт-Бриз.

* * *

Когда мы подкатили к дому Сары, я заглушил мотор и посмотрел на Джеймса. После прогулки в открытом автомобиле его черные жирные от бриолина волосы топорщились в разные стороны, как заскорузлый веник, — обычно в комиксах так изображают человека, получившего какое-нибудь ужасное известие. Пончик выскользнул из ослабевших пальцев Джеймса и упал ему на колени, голова была безвольно откинута на спинку сиденья, закрытые веки слегка подрагивали. Я понимал, что он притворяется спящим, надеясь уклониться от встречи с ректором, но мне трудно было винить его за этот маленький спектакль. В конце концов, я ведь пообещал перепуганному мальчику — хотя сомневаюсь, что он поверил в искренность моих намерений, — взять всю вину на себя.
— Ладно, Джеймс, — сказал я, выбираясь из машины, — жди здесь.
Я поднялся по ступенькам крыльца и постучал в дверь. Тишина. Я нажал на ручку, она легко поддалась — дверь оказалась не заперта.
— Сара, — позвал я, переступая порог дома. — Вальтер.
В кухне на плите булькал кофейник, на столе лежала стопка выглаженного белья, пачка сигарет «Мерит» и потрепанная книга в мягкой обложке — Сара взялась за один из романов К., — в качестве закладки она использовала ядовито-розовую зажигалку «Биг». По крайней мере, Сара была дома. Я снова вышел в холл и начал взбираться по лестнице на второй этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135