— Да, Грэди, я в полном порядке. Ты же знаешь, Песах всегда выпадает на следующий день после… годовщины… смерти Сэма.
Я совсем забыл об этом печальном совпадении в лунном календаре: оно, это совпадение, происходило каждый год, несмотря на то, что Сэм утонул где-то в конце апреля.
— А-а, — я выдавил печальный вздох. — Его «йахрзейт»?
— Да. Вчера вечером мы зажгли поминальную свечу.
— Ирвин, мне очень жаль.
В ответ Ирвин вопросительно хмыкнул — я представил, как он пожал плечами, словно хотел сказать: «Чего, собственно, тебе жаль?»
— Ну что ж, — печально выдохнул он, — увидимся в другой раз, до свидания, Грэди.
— До свидания, Ирвин. — Я вдруг подумал, что, возможно, мне никогда больше не придется поговорить с Ирвином Воршоу.
— Грэди, дружище, — надтреснуто-трагическим голосом произнес он.
— Ирвин, старина, — я осекся, — скажи, Эмили знала, что ты собираешься мне позвонить?
— Знала. И была против.
— Угу. Я рад, что ты все же позвонил.
— Я надеялся, что сегодня вечером ты тоже будешь за нашим столом.
— Мне бы очень хотелось. Но…
— Конечно, у тебя конференция.
— Увы.
— Я понимаю.
— До свидания, Ирвин. Всем большой привет.
Вернувшись в кабинет, я обнаружил Джеймса Лира на диване перед телевизором, он сидел, засунув ноги в спальный мешок, и смотрел какой-то черно-белый фильм, звук был выключен. Когда я подошел поближе, Джеймс вскинул глаза и некоторое время с удивлением на меня таращился, как будто плохо соображал, кто этот человек и откуда он взялся. Его лицо было бледным как мел, щеки ввалились, нижняя челюсть слегка отвисла, в мутных глазах появилось нечто похожее на страдание — вероятно, он окончательно проснулся и теперь в полной мере чувствовал все последствия бурно проведенной ночи.
— У вас есть «Девять с половиной недель» и «Год дракона», — произнес Джеймс таким голосом, словно нашел не кассеты с фильмами, а обнаружил у меня чесотку и педикулез. — И все.
— Мне нравится Микки Рурк, — сказал я. — И что ты сейчас смотришь?
— «Соблазненный». 1947 год. Дуглас Серк, — механически, как автомат, оттарабанил он.
— А почему без звука?
Он пожал плечами.
— Я знаю, что они говорят.
Я покосился на экран.
— В главной роли этот бедолага Джордж Сандерс?
Он кивнул и судорожно сглотнул слюну.
— Джеймс, ты хорошо себя чувствуешь?
— Что я здесь делаю? — выдавил он.
— Смотришь телевизор.
— Как я здесь оказался?
— Ханна привезла тебя на своей машине. Вчера мы все были не в лучшей форме и не могли доставить тебя в Саут-Хиллз.
Мы некоторое время молча смотрели на экран: Джордж Сандерс элегантным жестом зажег длинную белую сигарету. Я кинул взгляд на свой рабочий стол, где возвышалась стопка чистой, как первый снег, бумаги, рядом лежало шесть листочков, исписанных бессмысленными черными строчками.
— Я вчера делал что-нибудь… такое?
— Что ты имеешь в виду?
— Что-нибудь плохое.
— Ну-у, — я поскреб подбородок, — ты украл свадебный жакет Мэрилин Монро из шкафа доктора Гаскелла. Как тебе такой вариант?
Из холла донесся стук — три четких размеренных удара, словно кто-то проверял, не попорчена ли моя входная дверь древесным грибком. Я посмотрел на Джеймса. Джордж Сандерс вставил в глаз монокль и сверкнул с экрана проницательным взглядом.
— Кто-то пришел, — сказал я.
У порога стоял полицейский, он постукивал по бедру свернутой в трубочку утренней «Пост-газетт» и смотрел на меня с извиняющейся улыбкой. Это был молодой парень, немногим старше Джеймса Лира, такой же высокий и бледный, с острым кадыком, который нервно бегал вверх-вниз по длинной худой шее. Щеки парня были покрыты множеством свежих порезов и клочками жидкой, похожей на пух щетины; от полицейского исходил приторно-сладкий запах карамели — спрей после бритья, особенно любимый капитанами университетских футбольных команд. Надежной опорой для его просторной фуражки служили большие хрящеватые уши. У него была гордая осанка, выпяченная колесом грудь и свойственная молодым полицейским манера слишком быстро произносить слова, как будто он стоял перед инструктором, изображающим мирного обывателя, и торопился без запинки выдать полагающиеся по уставу реплики. На пластиковой карточке, приколотой к карману его рубашки, значилась фамилия юного полицейского: «ПУПСИК». Я не стал приглашать его в дом.
— Извините за беспокойство, профессор Трипп, я расследую дело об ограблении и хотел бы задать вам пару вопросов.
— Пожалуйста, — сказал я, загораживая своим телом весь дверной проем. — Чем могу помочь?
— Вчера вечером кто-то забрался в дом Гаскеллов.
— М-м, угу.
— Это ваши друзья, — сообщил полицейский.
— О да, и очень близкие.
— И, насколько мне известно, вчера они устраивали что-то вроде приема? И вы были одним из последних, кто покидал дом?
— Да, похоже, что так.
— Очень хорошо. — Офицер Пупсик выглядел очень довольным собой и тем, как идет расследование, — события вчерашнего вечера начали выстраиваться в стройную логическую цепочку. — И вы ничего не заметили? Может быть, вокруг дома шатались какие-нибудь подозрительные люди?
— М-м, да нет. — Я возвел глаза к небу и прикусил губу, изображая напряженные раздумья. — Нет, я никого не заметил.
Брови офицера Пупсика сошлись на переносице.
— О, — разочарованно выдохнул он.
— И что им инкриминируют?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135