На лице Ханны была написана жалость, и негодование, и суровая решимость свободолюбивой дочери далекого и прекрасного штата Юта. Не знаю, как далеко она успела продвинуться за вчерашний вечер и сегодняшнее утро, но сама мысль, что ей придется дочитать книгу до конца, показалась Ханне невыносимой.
— Ну ладно. — Я отвел глаза и неловко кашлянул — теперь настала моя очередь краснеть и смущаться. — Значит, ты не против, если мы воспользуемся твоей машиной?
— Конечно, пожалуйста, — жестким голосом произнесла Ханна и небрежно взмахнула рукой, — ключи на туалетном столике.
— Спасибо.
— Не за что. Вы уж, парни, постарайтесь там насчет Джеймса и больше не бросайте его одного.
— Мы постараемся, — пообещал я. — Можешь не сомневаться.
— Грэди…
Я обернулся. Она протянула мне рукопись, словно вернула обручальное кольцо. Я взял «Вундеркиндов» под мышку, сгреб лежащие на столике ключи и затопал вверх по лестнице.

* * *

Итак, мы с Крабтри отправились в наше последнее путешествие — в бар «Хай-хэт», своего рода маленькую столицу, расположенную на окраине некогда могущественной империи под названием «наша дружба», которая, пережив период расцвета, как и полагается любой империи, неминуемо приблизилась к своему упадку. Это было единственное место, куда мы могли отправиться, чтобы начать поиски Черного Призрака, этого злобного волосатого гоблина, сотворенного нами в один безумный вечер пятницы. По настоянию Крабтри он сам уселся за руль и теперь гнал машину на бешеной скорости. Он вел старенький «рено» Ханны как истинный француз — с элегантной небрежностью срезая углы и подпрыгивая на ухабах, словно между ним и автомобильчиком существовала невидимая связь, подобная таинственному взаимопониманию, которое существует между искусным наездником и умной лошадью. Крабтри был полон холодной решимости, она сосредоточилась в его устремленном вперед взгляде, в его тощих плечах и длинных пальцах, крепко сжимавших руль машины. Казалось, он наконец нашел верный путь и, выбравшись из тумана, изо всех сил греб веслом, направляя свою лодку подальше от края пропасти. Он больше не желал плыть по течению и не хотел оглядываться назад — мы слишком долго находились с ним в одной лодке и слишком долго блуждали в густом тумане.
Я видел, что, пока Крабтри мчался по улицам, он пытался просчитать все возможные варианты стратегии и тактики, мысленно прикидывая, какие нас могут подстерегать опасности и каков может быть исход нашего предприятия по спасению Джеймса Лира. Раньше я был бы счастлив видеть Крабтри полным энергии и радостного возбуждения, мы словно вернулись в дни нашей молодости, и мой друг вновь чертил свое имя на воде, и мы вновь неслись навстречу приключениям. Но каждый раз, когда мы останавливались под светофором, Крабтри косился в мою сторону, и его глаза становились пустыми, на лице проскальзывало мимолетное выражение недоверия и жалости, словно я был случайным попутчиком, которого он подобрал в дождливую ночь на обочине дороги где-нибудь между Зилсбургом и Палукавиллом, — направлявшегося в никуда человека в старом плаще, пропахшем дождем и дорогой. У меня было ощущение, что если наше сегодняшнее предприятие не увенчается успехом, следующий этап операции по спасению Джеймса Лира пройдет уже без меня.
Я сидел на своем пассажирском месте, смотрел на проносящиеся за окном приземистые кирпичные дома и чувствовал себя разбитым и никчемным. Я вновь и вновь тоскливо прокручивал в голове слова Ханны и тем не менее мечтал добраться до маленького пакетика с травкой, спрятанного в бардачке «гэлекси». Мы уже миновали половину пути, когда до меня наконец дошло, что я до сих пор сжимаю в руках толстую пачку бумаги. Рукопись лежала у меня на коленях, и я машинально теребил пальцами уголок первой страницы. Не удивительно, что Крабтри то и дело жалостливо косился в мою сторону; вероятно, у меня был ужасно несчастный вид, как у потрепанного жизнью фокусника, который сидит, прижимая к груди бумажный пакет, где хранится все его имущество: остроконечный колпак, поеденные молью разноцветные шарфики, замусоленная колода карт Таро и восторженные рекомендательные письма от старых герцогинь и покойных монархов. Я не собирался показывать рукопись Крабтри, но тем не менее она оказалась со мной в машине, однако и скрывать ее я тоже не собирался, и, хотя мне было ужасно стыдно, присутствие «Вундеркиндов», которые, словно спелая дыня, приятной тяжестью давили мне на колени, придавало мне некоторую уверенность. Никто из нас не проронил ни слова.
Витрины магазинов, расположенных вдоль Централ-авеню, были закрыты ставнями, на дверях висели замки. Прохожих на улицах не было, если не считать попавшейся нам навстречу группки девушек в полосатых лосинах и нескольких дам в широкополых шляпах, промелькнувших на ступенях методистской церкви. Крабтри свернул в переулок и притормозил у въезда на парковку «Хай-хэта», где два дня назад Черный Призрак, словно матадор, размахивающий мулетой перед мордой разъяренного быка, исполнял свой жуткий танец перед капотом «гэлекси». Мятые пластиковые стаканчики, какие-то клочья волос и обрывки перепачканной кетчупом вощеной бумаги, подгоняемые резкими порывами ветра, широким хороводом кружились по пустой парковке. Глухие жалюзи на окнах клуба были спущены, черная металлическая дверь заперта на замок. «Хай-хэт» выглядел так, как выглядит любой ночной клуб при свете дня: когда гаснут огни и стихает музыка, клуб превращается в унылое здание, похожее на фанерный ларек с надписью «Мороженое», одиноко стоящий на занесенной снегом дорожке парка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135