Я подумал, что сейчас Сара вырулит за ворота, повернет на улицу и страшно удивится, увидев, что «гэлекси» Счастливчика Блэкмора все еще стоит возле обочины, грустный и одинокий.
— Сегодня утром от меня ушла жена, — произнес я, обращаясь скорее к самому себе, чем к Джеймсу Лиру.
— Я знаю, — ответил Джеймс. — Мне Ханна сказала.
— Ханна?! — Теперь настал мой черед покраснеть и закрыть лицо руками. — Конечно, она, наверное, видела записку.
— Наверное, — сказал Джеймс. — И, честно говоря, мне показалось, она была просто счастлива.
— Счастлива?!
— Нет… то есть она намекала на что-то такое. Ну, вообще-то у меня всегда было ощущение, что Ханна и ваша жена не очень любят друг друга. Не очень. А уж если быть до конца откровенным, то, по-моему, ваша жена… как бы это сказать… ненавидела Ханну.
— Да, пожалуй. — Я вспомнил холодное молчание, которое, словно медленно наползающий ледник, несколько дней преследовало меня, после того как я предложил Ханне снимать у нас комнату. — Похоже, я и сам толком не знаю, что происходит в моем собственном доме.
— Похоже, — с нескрываемым сарказмом согласился Джеймс. — А вы знаете, что Ханна влюблена в вас?
— Нет, не знаю. — Я откинулся назад и плашмя рухнул на кровать. Это было очень приятно — лежать на спине, закрыв глаза, и ни о чем не думать. Испугавшись, что у меня уже не будет сил подняться, я быстро сел — слишком быстро, в голове взорвалась маленькая бомба и рассыпалась фейерверком из разноцветных звездочек. Что дальше, что еще я должен сказать? «Очень рад за нее»? Или «ей же хуже»?
— И все же, я думаю, она влюблена в вас, — повторил Джеймс. — Эй, профессор, вы знаете, а ведь я забыл еще одно имя — Пег Энтвистл. Хотя вряд ли ее можно считать звездой. Она снялась только в одном фильме — «Тринадцать женщин», 1932 год. Да и то в крошечном эпизоде, это была ее первая и последняя роль.
— И что потом?
— А потом она забралась на ту знаменитую надпись «ГОЛЛИВУД» и спрыгнула вниз со второй буквы «л».
— Симпатичная буква. — Облако из разноцветных звездочек немного рассеялось, но теперь я не мог избавиться от плотного серо-голубого тумана, что пришел на смену фейерверку и смешался с тяжелым запахом цветущей сирени, который источали волосы Джеймса. Композиция получилась невыносимая, я понял, что если сейчас же не займу вертикальное положение и не начну двигаться, то либо потеряю сознание, либо меня вырвет, либо и то и другое, причем оба несчастья произойдут одновременно. По телу разлилась слабость, руки и ноги сделались ватными, как у тряпичной куклы; я попытался вспомнить, когда ел в последний раз, — тщетно. В последнее время я часто забывал поесть — опасная забывчивость, особенно для мужчины моего роста и комплекции. — Джеймс, давай выбираться отсюда, — с легкой паникой в голосе сказал я. — А то опоздаем на лекцию. — Я оперся на костлявое, словно воронье крыло, плечо Джеймса Лира, поднялся на ноги и пошел к двери.
Выходя из комнаты, я погасил верхний свет, оставив Джеймса в темноте и одиночестве, — уже во второй раз за сегодняшний день; дверь в сокровищницу Вальтера Гаскелла тоже осталась открытой настежь. Я успел сделать несколько шагов по коридору, когда из темноты донеслось глухое ворчание — знакомый звук, от которого волосы у меня на голове встали дыбом. Доктор Ди! Перед уходом Сара выпустила его из подвала. Пес пробрался на второй этаж и теперь медленно приближался ко мне, он почти полз, низко припадая животом к полу: передние лапы широко расставлены, подрагивающие черные губы растянуты в кровожадном оскале, открывающем по-стариковски желтые зубы. Его незрячие глаза были устремлены куда-то в пространство у меня за спиной, словно безумный эскимосский пес вглядывался в заснеженные просторы далекой родины.
— Джеймс, — слабым голосом позвал я, — догадайся, кто к нам пришел. Какая неожиданная встреча. Привет, старина Ди. Чертовски рад тебя видеть.
Я прижался к стене, надеясь незаметно проскользнуть мимо него, но пес насторожился и с угрожающим рычанием двинулся прямо на меня. Я запаниковал, попытался отскочить в сторону, но потерял равновесие, споткнулся о распластанное на полу тело собаки и изо всех сил, впрочем, совершенно непреднамеренно, заехал ему носком ботинка под ребра. В следующее мгновение я почувствовал острую боль в лодыжке и плашмя грохнулся на пол. Доктор Ди склонил надо мной оскаленную пасть, я услышал низкий клокочущий звук, поднимающийся из глотки разъяренного зверя.
— Пошел вон! — заорал я.
Я испугался, но не слишком сильно, поскольку мне вдруг пришла в голову мысль, что в сцене смерти человека, раздираемого на куски бешеными слепыми собаками, присутствует сильное метафорическое начало; она, эта сцена, может очень хорошо вписаться в мою книгу, в ту ее часть, где Куртиса Вандера, старшего из трех братьев, постигает расплата за непомерную гордыню и совершенные им ужасные злодеяния. Я сжал руку в кулак, как, наверное, поступил бы и мой герой, и попытался ударить Доктора Ди в челюсть, — мне никогда не приходилось сражаться с собаками, но в драках с людьми я обычно использовал именно этот прием. Однако, как это обычно случается в потасовках между мужчинами, противник вовремя среагировал на выпад: пес лязгнул зубами и вцепился мне в руку.
Неожиданно раздался резкий сухой щелчок — крэк! — словно в лобовое стекло автомобиля ударился маленький камушек, отлетевший из-под колес идущей впереди машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135