- Этот
джентльмен мой хороший знакомый, и я предупреждаю, чтобы ты оставил его в
покое.
- Хорошо, мистер Воукс, - сказал я. - Я поговорю с ним. - Если он
будет невежлив, я начну кричать.
Айэн Херберт рассмеялся.
- До свидания, Джон. Заходи как-нибудь в магазин.
- Это значит в салон, - пошутил я.
Молодой человек в твидовом пиджаке нетерпеливо ждал, пока я не
попрощаюсь с теми. Потом я поправил картину подмышкой и направился в
сторону паркинга на Рили Плаза. Молодой человек шел рядом, время от
времени подбегая, чтобы не потерять ритма шага.
- Это очень хлопотное положение, - заявил он.
- Почему хлопотное? - удивился я. - Я этого не заметил.
- Я должен сначала представиться, - сказал молодой человек. - Меня
зовут Эдвард Уордвелл. Я работаю в Музее Пибоди, в отделе архивов.
- Ну что ж, приятно познакомиться.
Эдвард Уордвелл нетерпеливо дернул пальцами за бороду. Он принадлежал
к тем молодым американцам, которые выглядят как чучела времен шестидесятых
годов прошлого века: пионеры или проповедники. На нем были поношенные
джинсы, а его волосы наверняка в течение месяца не видели расчески.
Похожих на него молодых людей можно встретить почти на каждой фотографии
времен начала расселения в таких местах как Манси, Блэк Ривер Фоллс или
Джанкшн Сити.
Неожиданно он снова схватил меня за руку так, что мы остановились, и
склонился так близко, что я почувствовал запах анисовых конфет в его
дыхании.
- Все хлопоты в том, мистер Трентон, что мне строго приказали купить
для архива картину, которую вы как раз купили.
- Эту картину? Речь идет о виде побережья Грейнитхед?
Он поддакнул.
- Я опоздал. Я хотел прийти на аукцион около трех. Мне сказали, что
картина не будет выставлена на продажу раньше трех часов. Поэтому я
подумал, что у меня еще много времени. Но я как-то забылся. Моя знакомая
как раз открыла салон моды на площади Ист Индиа, я пошел ей помочь, ну,
так все и вышло. Я опоздал.
Я пошел дальше.
- Значит, вам приказали купить эту картину для архивов Музея Пибоди?
- Вот именно. Это исключительно интересная картина.
- Ну, тогда я очень рад, - заявил я. - Я купил ее только потому, что
она представляет вид моего дома. Всего за пятьдесят долларов.
- Вы купили ее за пятьдесят долларов?
- Вы же слышали.
- Знаете ли вы, что она стоит много больше? Это значит, что пятьдесят
долларов - это обычная кража.
- В таком случае я рад еще больше. Я купец, как вы знаете. Я веду
торговлю, чтобы заработать на свою жизнь. Если я могу купить за 50
долларов что-то и продать потом это что-то за 250 долларов, то это и есть
мой хлеб.
- Мистер Трентон, - сказал Эдвард Уордвелл, когда мы сворачивали с
площади Холок на улицу Гедни. - Эта картина имеет исключительную ценность.
Она на самом деле необычна.
- Это великолепно.
- Мистер Трентон, я дам вам за эту картину 275 долларов. Сразу, из
рук в руки, наличными.
Я остановился и вытаращился на него.
- 275 долларов наличными? За эту картину?
- Я закруглю сумму до 300 долларов.
- Почему эта картина так чертовски важна? - спросил я. - Ведь этого
всего лишь довольно средняя акварель с видом побережья Грейнитхед? Ведь
даже неизвестно, кто ее нарисовал.
Эдвард Уордвелл упер руки в бока, глубоко вздохнул и надул щеки, как
будто разъяренный отец, пытающийся что-то объяснить инфантильному тупому
сыну.
- Мистер Трентон, - заявил он. - Эта картина ценна, поскольку
представляет вид залива Салем, которого ни один художник не воплотил в те
времена. Она дополнит пробелы в топографии этих мест, поможет нам
установить, где стояли определенные здания, где росли деревья, как точно
проходили дороги. Знаю, что как произведение искусства картина плоха, но я
успел заметить, что она необычайно точно передает подробности пейзажа. А
именно это - самое важное для Музея.
Я на минуту задумался, а потом сказал:
- Я не продам его. Пока. Пока не узнаю, в чем здесь дело.
Я перешел на другую сторону улицы Гедни. Эдвард Уордвелл попробовал
меня догнать, но проезжавшее такси гневно просигналило ему.
- Мистер Трентон! - закричал он, отскакивая перед капотом автобуса. -
Подождите меня! Вы, наверно, не поняли!
- Может, я не захотел понять, - буркнул я в ответ.
Эдвард Уордвелл догнал меня, задыхаясь, и шел рядом, поглядывая время
от времени на пакет с картиной с такой миной, как будто хотел его у меня
вырвать.
- Мистер Трентон, если я вернусь в Музей Пибоди с пустыми руками, то
меня выгонят с работы.
- Пусть выгоняют. Очень вам сочувствую, но не надо было опаздывать на
аукцион. Если бы вы пришли вовремя, то вы получили бы эту картину. Теперь
же картина моя и пока я не имею желания продавать ее. Особенно, извините,
на улице, и в такую погоду, как сейчас.
Эдвард Уордвелл провел пальцами по непричесанным волосам, вследствие
чего его прическа еще больше стала похожа на торчащий во все стороны
индейский плюмаж.
- Извините, - сказал он. Я не хотел быть назойливым. Просто эта
картина очень важна для музея. Понимаете, очень важна по архивным
причинам.
Мне стало почти жаль его. Но Джейн постоянно вколачивала мне в
голову, что в торговле антиками существует единственный принцип, который
нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах. Никогда не продавай ничего
из жалости, иначе сам будешь нуждаться в жалости.
- Послушайте, - заявил я. - Музей Пибоди мог бы время от времени
одалживать эту картину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20