Это была одна из
наиболее жестоких охот на ведьм в истории человечества. Перед парадным
входом музея стоял памятник основателю Салема, Роджеру Конанту, в тяжелом
пуританском плаще, с плечами, блестящими от сырости.
- Вы знаете, что это очень старый город, - сказала старуха. - У
старых городов есть свои тайны, своя собственная атмосфера. Вы не
чувствовали этого раньше, там, на Жабрах? Вам не казалось, что жизнь в
Салеме напоминает загадку, колдовской круг? Полный значения, но не дающий
никакого объяснения?
Я посмотрел на другую сторону площади. На тротуаре напротив, среди
толпы туристов и зевак, я заметил красивую темноволосую девушку в короткой
дубленке и обтягивающих джинсах, прижимавшую к упругой груди стопку
учебников. Через секунду она исчезла. Я почувствовал удивительную боль в
сердце, ведь девушка так была похожа на Джейн. Но, наверно, много таких
хорошеньких девушек. Все-таки я решительно страдал синдромом Розена.
- Здесь я должна свернуть, - сказала старуха. - С вами необычайно
мило беседовать. Люди редко слушают, что им говорят, так, как все-таки
слушали вы.
Я искренне улыбнулся и протянул ей на прощание руку.
- Наверно, вы хотите знать, как меня зовут, - добавила она. Я не был
уверен, было ли это вопросом, но кивнул головой, что могло значить как
подтверждение, так и отсутствие интересов.
- Мерси Льюис, - заявила она. - Не забудьте, Мерси Льюис.
- Ну что ж, Мерси, следите за собой.
- Вы тоже, - сказала она, а потом ушла удивительно быстрым шагом.
Вскоре я потерял ее из вида.
По какой-то причине мне вспомнился отрывок из "Оды к меланхолии",
который Джейн часто цитировала:
С Красной - но тленно - она живет;
С Веселостью, прижавшей на прощанье
Персты к устам; и с Радостью, чем мед
Едва пригубишь - и найдешь
страданье...
[Д. Китс Ода Меланхолии, перевод Ивана Лихачева.
Написана в мае 1819 года.]
Я поднял опять воротник плаща, засунул руки глубоко в карманы и
направился что-то перекусить.

4
Я в одиночестве съел сандвич с говядиной и луком в баре Рада,
находящемся в старом здании Лондо Кофе Хаус на Централ Стрит. Рядом со
мной негр в новехоньком плаще барберри непрерывно насвистывал сквозь зубы
песенку. Молодая темноволосая секретарша наблюдала за мной в зеркале, не
мигая глазами. У нее было удивительное, бледное лицо, как на картинах
прерафаэлитов. Я чувствовал себя измученным и очень одиноким.
Около двух часов дня я доплелся под хмурым небом на площадь Холкок, в
Зал Аукционов Эндикотта, где происходила полугодовая продажа старых
маринистических гравюр и картин. В каталоге было упомянуто три важных
пункта, между прочими, масляную картину Шоу, представлявшую корабль "Джон"
из Дерби, но я сомневался, смогу ли я себе позволить купить ее. Я искал
товары для лавки сувениров: офорты, гравюры и карты. Я мог бы себе
позволить купить одну или две акварели, оправить их в позолоченные или
ореховые рамы и продать с прибылью в 900%. Была и одна картина
неизвестного художника под названием: "Вид западного побережья Грейнитхед,
конец XVII века", которая достаточна меня заинтересовала хотя бы потому,
что она представляла полуостров, на котором я жил.
Аукционный зал был огромным, холодным и викторианским. Косые лучи
зимнего солнца падали в него через ряд высоких, как в соборе, окон.
Большая часть покупателей сидела в плащах, а перед началом аукциона
раздавалось хоровое покашливание, хлюпанье носом и шорох обуви о паркет.
Появилась едва дюжина покупателей, что было явно необычным для аукционов у
Эндикотта. Я даже не заметил никого из Музея Пибоди. Сам аукцион также был
вялым; Шоу был продан еле за 18500 долларов, а редкая гравюра в резной
костяной раме - за 750 долларов. Я надеялся, что это не значило, что
пришел упадок в торговле маринистическими антиками. Ко всему прочему, мне
только не хватало, чтобы я к концу года обанкротился.
Когда наконец аукционист выставил на продажу вид Грейнитхед, в зале
осталось едва пять или шесть покупателей - не считая меня и одного
свихнувшегося старпера, который являлся на каждый аукцион к Эндикотту и
повышал цену на любую продажу, хотя все знали, что у него нет даже одной
пары целых носков, и он жил в картонной коробке неподалеку от пристани.
- Дает ли кто-нибудь пятьдесят долларов? - провещал аукционист,
заткнув большие пальцы рук за лацканы элегантного серого жилета,
украшенного цепочкой от часов.
Я задвигал носом, как кролик, в знак подтверждения.
- Кто дает больше? Смело, джентльмены, Эта картина является частью
истории. Побережье Грейнитхед в 1690 году. Настоящий раритет.
Желающих не было. Аукционист демонстративно вздохнул, ударил
молоточком и заявил:
- Продано мистеру Трентону за 50 долларов. Следующий.
Меня не интересовало ничего больше на аукционе, поэтому я вылез из
кресла и пошел в упаковочную. Сегодня в ней царствовала миссис Донахью,
ирландка материнского вида, в полукруглых очках, с морковными волосами и
великолепнейшим, самым большим задом, который я только видел в жизни, и
один вид которого вызывал вполне определенные ощущения в штанах. Она взяла
у меня картину, потянулась за бумагой для упаковки и веревкой, после чего
взревела басом к своему помощнику:
- Дамьен, ножницы!
- Как здоровье, миссис Донахью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20