Где-то в доме тихо захлопнулась дверь. Так закрывает двери санитарка,
выходя из комнаты смертельно больного пациента.
На одну ужасную секунду мне казалось, что я слышу чьи-то шаги по
ступеням. Спотыкаясь, я выбежал в холл. Там никого не было. Никого, кроме
меня и мучающих меня воспоминаний.
Я вернулся в библиотеку. На столике лежала фотография Джейн в саду
перед домом. Я еще раз взял ее в руки и присмотрелся, морща брови. В ней
также было что-то не в порядке, но я так и не мог понять, в чем это
заключается. Джейн улыбалась мне, как обычно; дом за ее спиной выглядел
совершенно нормально, за исключением этого бледного отражения в стекле. Но
что-то все же изменилось, что-то было не так. Мне казалось, что Джейн
стоит не на своих ногах, что кто-то ее поддерживает сзади, так, как на
этих ужасных полицейских фотографиях, представляющих жертв убийства. Я
подошел к окну с фотографией в руке и выглянул в сад перед домом.
Фотография вроде бы делалась после полудня, поскольку солнце висело
низко над горизонтом и на земле лежали удлиненные тени. Тень Джейн
достигала до середины тропинки, поэтому хоть она и стояла в каких-то
десяти футах дальше, за изгородью из лавр, скрывавшей ее ноги, я мог точно
определить, в каком это было месте.
Я переворачивал фотографию на все стороны, сравнивая ее с
расположением сада. Постепенно меня охватило такое отчаяние, что я был
готов биться головой о стекло. Ведь это же было _Н_Е_В_О_З_М_О_Ж_Н_О_!!!
Это было совершенно и абсолютно _Н_Е_В_О_З_М_О_Ж_Н_О_!!! Однако я держал в
руках доказательство противоположного: эту иронически усмехающуюся
фотографию. Это было невозможно, однако, и неоспоримо.
На фотографии Джейн стояла в единственном месте сада, в котором не
мог бы стоять ни один человек: на креплении садовых качелей.

6
Стремглав я вылетел из дома и понесся по аллее между рядами
сотрясаемых ветром тисов. Я добежал до главного шоссе в Грейнитхед, а
потом свернул на северо-восток, в сторону торгового центра, где уже
начинались постройки деревни. Это была порядочная трехмильная пробежка
туда и назад, но я обычно ходил пешком, поскольку только так я мог себе
представить немного движения. Но, тем не менее, именно сейчас я желал
промокнуть и промерзнуть, желая увериться, что я еще не свихнулся и что
дождь и ветер вокруг меня истинны, а не след моего бреда. Откуда-то справа
донесся лай псины, упорный и нервирующий, как визг отвратительного
ребенка. Потом неожиданный порыв ветра подхватил сухие листья, так что они
завертелись перед моими глазами. В такие ночи с домов слетают крыши,
ломаются телевизионные антенны и падают на дороги деревья. В такие ночи
тонут корабли и гибнут моряки. Дождь и ветер. Жители Грейнитхед называют
их "дьявольскими ночами".
Я миновал дома моих соседей. Скромный домик с двускатной крышей,
принадлежащий миссис Хараден. Живописная беспорядочная усадьба Бедфордов с
множеством решетчатых клумб и балконов. Суровая готическая вилла под
номером семь, где жил Джордж Мартин. В домах было светло и тепло, мигали
экраны телевизоров, люди ужинали; а каждое окно в эту холодную дождливую
ночь было как воспоминание о счастливом прошлом.
Я чувствовал себя одиноким и очень перепуганным, а когда приблизился
к шоссе, то меня охватило предчувствие, что кто-то за мной идет. Мне нужно
было собрать всю свою храбрость, чтобы оглянуться. Но... слышны ли чьи-то
шаги? Не сдержал ли кто-то дыхание? Не покатился ли камень, задетый
чьей-то нетерпеливой ногой?
Я долго блуждал под дождем и ветром на главной дороге, ведущей к
торговому центру Грейнитхед. Меня миновало несколько автомобилей, но ни
один из них не задержался, чтобы подвезти меня, и я тоже не пытался их
задерживать. Кроме этого, дорога была пуста, только перед домом Уолша трое
молодых людей в непромокаемых куртках снимали с изгороди выдранное из
земли и упавшее дерево. Один из них заметил:
- Как хорошо, что мы не выплыли сегодня вечером.
А я как раз припомнил песенку, любопытную песенку из Старого Салема:
Но поймали лишь рыбий скелет,
Сокрушенное сердце что в челюстях держит.
Еще через минуту я увидел огни фонарей на паркинге у лавки и красную
светящуюся надпись: "Открыто с 8 до 11". Витрина вся запотела, но внутри
можно было различить яркие цвета современной действительности и несколько
клиентов, делающих покупки. Я открыл дверь, вошел и вытер ноги о
подстилку.
- Как плавалось, мистер Трентон? - вскричал Чарли Манци из-за стойки.
Чарли был веселым толстяком с большой копной черных курчавых волос, но и
он был способен на наиболее злобное ехидство.
Я поспешно стряхнул воду с плаща и задрожал, как промокший пес.
- Я как раз серьезно думал, не стоит ли заменить автомобиль на каноэ
из березовой коры, - заявил я. - Это ведь будет наиболее дождливое место
на всем Божьем свете.
- Вы так думаете? - бросил Чарли, кроя салями, - на Гавайях, в горе
Байлеале, ежегодные осадки вроде бы составляют четыреста шестьдесят
дюймов. Или в десять раз больше, чем здесь, так что не жалуйтесь.
Я забыл, что хобби у Чарльза было в рекордах. Рекорды погоды, рекорды
бейсбола, рекорды высоты, рекорды скорости, рекорды самых толстых людей,
рекорды в еде дыни, стоя на голове. Жители холма Квакеров знали, что в
присутствии Чарли Манци никогда нельзя говорить, что что-то наилучшее или
наихудшее в свете - Чарли всегда мог доказать, что это неправда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20