Меня приветствовала темнота и знакомый запах дыма и
старого дерева.
- Есть ли здесь кто-то? - закричал я. Глупейший вопрос под солнцем.
Здесь никого не было, кроме меня. Джейн уже больше месяца не было, и хотя
я не хотел об этом и думать, но вынужден был постоянно помнить это, все
время вспоминать ее последние секунды жизни, как в этих автомобильных
катастрофах, часто показываемых по телевизору, где безвольные манекены
вылетают через переднее стекло. Только что манекенами не были ни Джейн, ни
наш еще не родившийся ребенок.
Я вошел внутрь, Не подлежало сомнениям, что атмосфера изменилась,
совершенно так, будто кто-то во время моего отсутствия немного переставил
мебель. Сначала я подумал; черт, я был прав, сюда кто-то вломился. Но
часы, стоявшие в холе, все еще тикали с тошнотворным однообразием, а
картина XVIII века, изображающая охоту на лис, все еще висела на старом
дубовом валике. Джейн подарила мне эту картину на Рождество; такая
сентиментальная шуточка, для лучшего напоминания об обстоятельствах, при
каких мы с ней встретились. Помню, как в этот день я хотел поиграть ей на
охотничьем роге, только ради петушиного хвастовства, но смог лишь
затрубить громко, бессмысленно и страшно неэлегантно, как будто пернул
гиппопотам. До сих пор я еще слышу ее веселый смех.
Я запер за собой дверь и пошел наверх, в спальню, чтобы переодеться в
сухую одежду. Меня постоянно преследовало неприятное ощущение, что кто-то
здесь был, что кто-то касался моих вещей, брал их в руки и откладывал на
место. Я был уверен, что положил расческу на стол, а не на ночной столик.
А мой будильник остановился.
Я напялил синий свитер-гольф и джинсы, а потом спустился вниз и налил
себе остатки "Шивас Регал". У меня было намерение купить бутылку чего-то
покрепче в Салеме, но из-за Эдварда Уордвелла и всей аферы с картиной
совсем забыл зайти в магазин. Я проглотил виски одним глотком и пожалел,
что его больше нет. Может, позже, когда закроется дырка в небе, я пройдусь
в Грейнитхед и куплю пару бутылок вина и несколько порций готового обеда,
например, лазаньи. Я уже не мог даже смотреть на эскалопы Солсбери, даже
под угрозой пыток. Эскалопы Солсбери - наверняка самая отвратительная и
невкусная еда во всей Америке.
Как раз именно тогда я снова услышал шепот, как будто где-то в доме
две особы разговаривали обо мне вполголоса. С минуту я сидел неподвижно и
вслушивался, но чем больше я напрягал слух, тем выразительнее я слышал
лишь шум ветра или звон воды в желобах водостока. Наконец я встал, вышел в
холл с пустым стаканом в руке и закричал:
- Алло!
Отсутствие ответа. Лишь непрестанный стук оконной рамы. Только вой
ветра и отдаленный шум моря. "Извечный шепот все звенит на покинутых
берегах морей". Снова Китс. Я чуть не выругал Джейн за ее Китса.
Я вошел в библиотеку. В ней было холодно и сыро. Под большой латунной
лампой, которая когда-то висела в каюте капитана Генри Принса на корабле
"Астроя II", находился столик, скрытый под письмами, счетами и каталогами
аукциона прошлого месяца. На парапете окна стояло пять или шесть
фотографий в рамках. Джейн в день получения диплома, Джейн и я в саду
перед домом, Джейн с родителями, Джейн и я перед гостиницей в Нью
Хемпшире; Джейн, щурящая глаза в зимнем солнце... По очереди я брал их в
руки и с грустью рассматривал.
Однако в них было что-то удивительное. Каждая выглядела немного
иначе, чем я помнил. В тот день, когда я сфотографировал Джейн в саду, я
был уверен, что она стояла на тропинке, а не на травяной площадке -
особенно потому, что она недавно купила себе новые замшевые туфельки цвета
вина и не хотела их испортить. Кроме того, я заметил что-то еще. В темном
оправленном в свинец стекле окна, как раз почти в пяти или шести футах за
спиной Джейн, я заметил удивительное, светлое пятно. Это могла быть лампа
или обычное отражение света, однако это пятно до беспокойства напоминало
бледное женское лицо с впавшими глазами, которое мигнуло в окне так
быстро, что аппарат не успел его четко зафиксировать.
Я знал, что в тот день не было никого, кроме меня и Джейн. Я очень
внимательно обследовал фотографию, но так и не смог установить, чем
являлось это пятно.
Я еще раз просмотрел все фотографии.
Трудно определить, в чем это заключалось, но у меня было впечатление,
что на всех снимках люди и предметы были смещены. Незначительно, но
заметно. Например, я сделал когда-то фотографию Джейн около памятника
Джонатану Поупу, основателю пристани Грейнитхед и "отцу торговли чаем". Я
был уверен, что когда в последний раз смотрел на эту фотографию, Джейн
стояла справа от памятника, а теперь она находилась слева от него.
Фотография не была перевернута во время воспроизведения, поскольку надпись
"Джонатан Поуп" воспроизводилась как следует, слева направо. Я поближе
присмотрелся к фотографии, потом отвел ее от глаз подальше, но так и не
заметил никаких подозрительных следов. Кроме изменившегося положения Джейн
я открыл еще один беспокойный факт, как будто кто-то пробежал там и
отвернулся в ту секунду, когда делалась фотография. Это могла быть женщина
в длинном коричневом платье или длинном коричневом плаще. Ее лицо
получилось на фотографии смазанным, но были видны темные ямы глаз и
невыразительная полоса губ.
Неожиданно я начал дрожать от страха. Или сама смерть Джейн потрясла
меня до такой степени, что у меня появились галлюцинации и я постепенно
сдвигался по фазе, или дом на Аллее Квакеров был безумным, его заселило
чье-то ледяное присутствие, какая-то могучая, чужая и сверхъестественная
сила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20