- Но кто же их заставит? Я вас совсем не понимаю.
- Еще бы! - с выражением неизмеримого превосходства воскликнул Варт.
- Вы, журналисты, вечно заняты маленькими ничтожными идейками,
микроскопическими вопросами, плесенью повседневной жизни!..
- Не совсем так, - возразил я, задетый его замечанием.
- А вот мы сейчас увидим, способны ли вы и люди подобные вам
возвыситься до понимания истинно великой идеи! Вам Гул говорил о свойствах
радионита?
- Я знаю это вещество только по названию.
- Радионит не вещество! Впрочем, я не стану читать вам лекцию об этом
изобретении, которое перевернет вверх дном всю культуру, и скажу только,
что радионит представляет собой нечто между материей и энергией. Не думаю,
чтобы ваши знания по физике были особенно велики, но, может быть, вы
поймете меня, если я скажу, что радионит возбуждает распад атомов. Под его
влиянием эти мельчайшие частицы превращаются в свет и электричество.
Материя, так сказать, сгорает, с той разницей, что при этом
всеуничтожающем горении не получается дыма и газа, а происходит полное
превращение веществ в колебания эфира. Колебания эти распространяются со
скоростью в сотни тысяч километров в секунду. Другими словами, если бы
зажечь радионитом этот монастырь, то его каменные стены унеслись бы в
неизмеримое пространство в виде ослепительных потоков света и через
короткое время исчезли бы между звездами, как замирающие волны на
поверхности моря. Здесь на земле не осталось бы ни одной пылинки, и только
какой-нибудь астроном на отдаленной планете мог бы, пожалуй, уловить
голубоватое сияние, удаляющееся от нашей планеты со скоростью в триста
тысяч километров в секунду. Понимаете?
Я утвердительно кивнул головой.
- Ну, так теперь вам должно быть ясно, что, обладая такой страшной и
разрушительной силой, я могу взорвать, сжечь, уничтожить весь земной шар!
Человечеству придется выбирать: или оно станет совершенно разумным и
справедливым, или вместе со своей планетой отправится во вселенную и
погаснет в вечном мраке, как искры, выброшенные ночью из дымохода.
Варт заложил руки в карманы своего разорванного пиджака и смотрел на
меня с вызывающим видом, очевидно, ожидая возражений. Но я до такой
степени был ошеломлен этой сумасшедшей идеей устроить мировой пожар, что
не находил слов для ответа.
- И этот радионит действительно существует? - спросил я наконец.
- Спросите у Гула.
Профессор, давно выказывавший признаки нетерпения, с неудовольствием
посмотрел на сумасбродного ученого.
- Мне кажется, что теперь поздно продолжать этот разговор, - сказал
он. - Вы забываете, Варт, что существует еще и антирадионит, которым можно
потушить тот пожар, который, я это знаю, вы решились бы зажечь.
- Ваш антирадионит не вышел еще из лаборатории, и мы только теряем
время, ожидая его появления, - с раздражением ответил Варт.
- Я вам уже говорил сотни раз и еще повторяю, что никто, ни одного
грамма радионита, кроме меня, не будет иметь, пока наука не даст
возможности защитить мир от самого ужасного несчастья.
- Вы не имеете права так поступать! - закричал Варт. - Изобретение
принадлежит не вам одному! Это насилие, я не могу больше ждать!..
- Подождете!
- Смотрите, как бы вам не пришлось раскаиваться!
- Довольно, Варт! - вмешался Циранкевич. - Ваши выходки становятся
прямо несносны. Нам незачем заводить ссоры, которые еще более ухудшат наше
и без того трудное и опасное положение.
- Я только отстаиваю свое право сделать из радионита наиболее
практическое и полезное употребление, - ответил опасный изобретатель.
Я и Капсукас невольно рассмеялись при этой фразе, произнесенной
человеком, который считал практичным сжечь земной шар, как ракету.
- Ваша комната в соседнем коридоре, - сказал Гул, прощаясь со мной. -
Циранкевич вас проводит.
До этого момента, несмотря на усталость, я не думал о сне, но после
слов профессора с неприятным чувством вспомнил о том, что мне придется
проводить ночь в одном из мрачных закоулков этого каменного лабиринта. Не
знаю почему, мысль эта так меня испугала, что я хотел было немедленно
сбежать из монастыря в какую-нибудь деревенскую гостиницу, и только стыд
за свою трусость заставил отказаться от этого намерения.
- Вот ваша комната, - проговорил Циранкевич, держа в одной руке
свечу, а другой с трудом отворяя тяжелую дубовую дверь.
Это помещение было, вероятно, кельей для одного из
отцов-бернардинцев. Здесь я обратил внимание на странное несоответствие в
расположении между комнатами, служившими для жилья монахам, залами и
коридорами. Первые походили на склепы, выполненные в твердом камне.
Тяжелый покатый потолок часто опускался к самому полу, стены образовывали
выступы, слабый дневной свет проникал из каких-то невидимых отверстий или
маленьких квадратных окон, размещенных так высоко, что дотянуться до них
можно было только поднявшись на носках. Несокрушимые двери сантиметров
двадцать толщиной запирались железными ржавыми болтами и засовами. Но за
порогом этих тесных каморок тянулись огромные унылые пустыри, украшенные
колоннами и соединявшиеся друг с другом широко разверстыми арками. При
свете двух свечей, горевших в резном высоком подсвечнике, я внимательно
осматривал свою мрачную комнату. Она сохранила почти тот же самый вид,
какой имела при ее прежних, давно исчезнувших владельцах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18