Последние слова Гула произвели на меня крайне неприятное впечатление.
Этот человек больше всего на свете был озабочен мыслью о своем
разрушительном веществе и, кажется, ни на минуту не задумался бы принести
ему в жертву жизнь своих друзей.
При первых лучах зари Гинтарас сколотил гроб из необструганных досок,
и когда всходило солнце, мы похоронили. Варта на берегу пруда, между двумя
высокими тополями.
Я твердо решил уехать в тот же день и за обедом сказал об этом
профессору. Он нахмурился и ответил:
- Когда гарнизон в опасности, то всегда находятся солдаты, которые
желают уйти.
Я покраснел и резко ответил, что не принадлежу к гарнизону, и мое
присутствие здесь является совершенно случайным.
- Поступайте, как знаете, - холодно сказал Гул.
Я взглянул на опустевшее место Варта, на печальное лицо Капсукаса и
решил остаться, хотя больше всего в эту минуту желал очутиться на залитой
весенним солнцем дороге, убегавшей в Тракай.
С этого дня я сделался полноправным членом маленькой коммуны, был
допущен в лабораторию и присутствовал при всех последних опытах с
радионитом. Прежде чем продолжить рассказ, я считаю необходимым
опровергнуть самым решительным образом те заметки и статьи, появившиеся в
польской печати, в которых говорилось, будто бы профессор Гул посвятил
меня во все тайны приготовления радионита. Эти ложные сведения, неизвестно
кем распространяемые, навлекли на меня множество неприятностей, о которых
здесь не место говорить. Достаточно упомянуть, что я несколько раз лишался
всех своих бумаг и однажды едва не был убит в поезде, шедшем из Варшавы в
Вильнюс. Вероятно, под влиянием этих газетных заметок, ко мне обращался
военный агент одного Европейского государства и позднее представитель США
с просьбой продать секрет изобретения профессора Гула. Переговоры эти
оборвались в самом начале, так как и первому и второму я ответил, что не
располагаю тем товаром, за которым они явились по поручению своих
спецслужб. Великая Отечественная война вновь воскресила эту старую
историю, погребенную в развалинах бернардинского монастыря, и принесшую
мне столько тяжелых и опасных минут. Заявляю для сведения всех тех лиц,
которые возобновили свои попытки вырвать у меня секрет изготовления
ужасного разрушительного вещества, что у меня никогда не было в руках
бумаг Гула. Не стану отрицать, я знаю кое-что, недалеко не все. Мне
известна, да и то не вполне, общая теория, принципы, но не их практическое
применение. Печатая этот рассказ, представляющий вполне точное и правдивое
изложение трагических событий, случившихся в лаборатории профессора Гула,
я надеюсь, что мне наконец поверят и оставят меня в покое. В этой главе я
помещаю те немногие сведения о радионите, которые мне удалось
разновременно получить от Гула и его сотрудников. Не знаю, представят ли
они интерес для обыкновенного читателя, но изобретатели и техники найдут в
них указание на ту тропинку, по которой шел человек, достигший совершенно
необычайных, чудовищных и фантастических результатов в деле разрушения.
Может быть, кому-нибудь из них удастся получить то вознаграждение, которое
по всей справедливости должно было бы принадлежать Гулу. К сожалению, мои
заметки, которые я составил в Тракае, давно украдены, и приходится по
памяти восстанавливать объяснения людей, обладавших огромными знаниями в
наиболее запутанной и темной области физико-химических наук.
Лаборатория, из которой вышел радионит, помещалась в подвалах,
тянувшихся под южной частью здания. В этом подземелье, куда скудный свет
проникал через заделанные решетками окна под потолком, по странной
случайности сохранились еще печи, кубы и тигли какого-то средневекового
алхимика. Рентгеноустановка и динамо-машина Гула стояли на том месте, где
беспорядочно валялись рычаги, колеса и винты какого-то распавшегося
древнего механизма, а огромный горн алхимика в дальнем углу Циранкевич
приспособил для накаливания радиоактивных металлов. Около стен лежали
груды мусора и черный шлак, выброшенный из печей древних и новых химиков.
Колбы, реторты и другая стеклянная посуда самых разнообразных и
причудливых форм наполняли глубокие ниши: холодный блеск полированного
металла и грозно-трепетное синее пламя, с неистовым шумом вырывавшееся из
конической трубы в середине лаборатории, оживляли мрачные своды подвала,
затянутые густой копотью.
Изобретение радионита, как говорил мне Гул, было в такой же степени
делом случая, как и результатом упорной научной работы, сопровождаемой
бесконечным числом опытов. Гул и его сотрудники исходили из того
предположения, что при известных условиях все вещества способны к такому
же выделению энергии, как и радиоактивные металлы. Со времени работ
Беккереля, супругов Кюри, Резерфорда, Нильса Бора известно, что
распавшиеся разрушенные атомы радия дают начало непрерывному потоку
мельчайших частиц, которые уносятся со страшной скоростью в десятки тысяч
километров в секунду. Если бы снаряды наших артиллерийских орудий обладали
подобной скоростью, то их разрушительная энергия возросла бы в миллионы
раз. Но в сравнении с радионитным потоком, снаряд, выпущенный
сорокапятимиллиметровой пушкой, движется так же медленно, как улитка рядом
с курьерским поездом. Каждая крупинка радиоактивного вещества представляет
маленький вулкан, извержение которого может продолжаться в течение столь
долгого времени, что в сравнении с человеческой жизнью оно кажется почти
бесконечным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18