Должно быть, произошло какое-то недоразумение.
– Я всегда чувствовала, что ему не хочется отдавать мне этого коня.
– Иногда мы ошибочно судим о мотивах, которыми руководствуются другие.
– Это он поступил ошибочно!
– А не лучше ли было бы вам сперва поговорить с ним, а уж потом принимать определенное решение?
– Нет, я вообще не хочу с ним больше разговаривать. За меня это сделают мои адвокаты.
Доктор Соломон какое-то время помолчал, потом задумчиво произнес:
– Патриция, позвольте дать вам на прощание еще один совет.
– И в чем же он заключается?
– Не возвращайтесь сейчас домой.
– Но я соскучилась по ферме.
– Не используйте ферму как еще один вариант бегства от самой себя.
– Но куда же вы прикажете мне отправиться?
– В Лиссабон.
– Вы сошли с ума?
– Может быть, и так. – Он хмыкнул. – Большинство психиатров – люди, более или менее сумасшедшие.
Патриция поневоле улыбнулась.
– Я хотела сказать вовсе не это. Но что мне делать в Лиссабоне?
– Разобраться во всей этой истории. Судя по тому, что вы рассказывали мне ранее, Мигель высокомерен и держится вызывающе, но одним из главных его достоинств является любовь к лошадям. Возможно, конь захворал – и ему понадобилось какое-нибудь специальное лечение.
– Доктор, у нас в Нью-Йорке – замечательные ветеринары.
– Что ж, может быть, вы и правы. Но истинную причину вы не узнаете, если не спросите у него самого.
Патриция, отвернулась, посмотрела на дорогу.
– Пользуясь вашими же словами, доктор, эта дверь закрыта.
– Вот что ненавидит любой психиатр! Когда пациент оказывается умнее его.
Но, когда доктор выходил из машины, вид у него был весьма унылый.
Экипаж уже поджидал Патрицию, стоя у трапа лайнера корпорации Стоунхэм. Прощаясь с доктором, она уткнулась ему в плечо.
– Попытаюсь больше никогда не тревожить вас моими проблемами.
Голос у нее дрожал.
– Если вы не будете позванивать мне время от времени, я на вас обижусь.
Он поцеловал ее в обе щеки, и Патриция по трапу поспешила в салон самолета.
В полете, пока пилот устранял какие-то мелкие неполадки, Патриция бросила взгляд на дисплей, на котором алый язычок, отмечающий местоположение самолета, дюйм за дюймом скользил по карте Европы. Она увидела на карте небольшое пятно, возле которого было написано «Лиссабон».
Один вопрос так и не давал ей покоя. Почему он уехал с фермы так скоропалительно? Она вспомнила слова доктора Соломона о том, что никогда не узнает истинную причину, если не спросит о ней у самого Мигеля. Она вновь посмотрела на отметку с надписью «Лиссабон». Та, казалось, была просто рядом.
Она нажала кнопку связи с кабиной летчика.
– Капитан… а не могли бы мы изменить план полета и приземлиться в Лиссабоне?
– Самолет принадлежит вам, мисс Деннисон, – хмыкнув, ответил летчик.
– Благодарю вас. – Она взяла в руки радиотелефон. – Международная телефонная связь? Мне хотелось бы позвонить в Португалию.
– Назовите пожалуйста, нужный номер.
– Одну минуту…
Она принялась лихорадочно листать записную книжку, нашла нужный номер и назвала его.
Вдоль по международным линиям раздалось множество гудков. И затем они перешли в длинный гудок вызова конкретного абонента. И тут Патрицию охватила паника. А что она ему скажет? И как он отреагирует на ее звонок? Она повесила трубку.
Она перевела дыхание, затем еще раз вызвала кабину пилота.
– Капитан… не могли бы мы приземлиться?
– Сейчас?
– Да. Немедленно… где угодно – только бы приземлиться.
– Где угодно?
– Вот именно.
– Ну, что ж… мы находимся в воздушном пространстве Великобритании. Если вам так угодно, я могу попросить разрешения на посадку в аэропорту Хитроу.
– Вот так и сделайте.
– Самолет принадлежит вам, мисс Деннисон.
На этот раз летчик не хмыкнул.
ЛИССАБОН
Сады возле дворца Квелуз – маленький Версаль в Миндальной долине – были залиты ослепительным светом. На террасе толпилось великое множество гостей в изысканных вечерних нарядах: дамы – в длинных платьях из шелка и шифона, мужчины в смокингах. Все вились вокруг устроителя торжества – президента страны Соарита. И вдруг, перекрывая общий шум, зазвучали фанфары. Все взгляды устремились на присыпанную песком арену с обтянутыми шелком перилами, на которую вела лестница, украшенная изваяниями львов.
Фанфары смолкли – и тут же заиграл симфонический оркестр. Исполнялся полонез Шопена.
Пауло и Мигель Кардига выехали на арену бок о бок. На их лошадях не было упряжи. Во рту у каждой была лишь алая шелковая лента, концы которой находились в руках у наездника. С галереи донеслись возгласы изумления и восторга.
Краешком глаза Мигель увидел, как распрямились сутулые до того плечи отца, когда они выехали на середину арены. Присутствие зрителей и звучание оркестра всегда вдохновляли старика. Музыка на мгновение смолкла, и оба коня в унисон, опустившись на передние колени, поприветствовали публику; отец и сын сняли украшенные плюмажами шляпы и отсалютовали президенту страны.
Толпа разразилась бурными аплодисментами: впервые великий Пауло Кардига выступал вместе с сыном. Но среди одобрительных и восторженных восклицаний кое-где раздавался и шепот: «Он ведь одноногий». Трагический инцидент во время корриды был общеизвестен.
Вновь заиграла музыка. Группа распалась надвое, причем кони заскользили, чтобы не сказать поплыли по диагонали в две противоположные стороны. Это было воистину ни с чем не сравнимое па-де-де: каждый из наездников зеркально повторял движения другого, причем делал это с изысканной безупречностью.
Мигель увидел по выражению лица Пауло, что тот им доволен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99