Всю свою жизнь вы только тем и занимались, что делали людям добро.
– Вздор.
Она решила, что неправильно расслышала его.
– Что вы сказали, – переспросила она, наклонившись к нему поближе.
– Я ненавидел этих поганых арабов!
Патриция отшатнулась от него. Он, должно быть, бредил.
– Единственным человеком, которому мне хотелось помочь, был я сам, – продолжил Том все тем же заупокойным тоном, медленно разворачиваясь к ней лицом. – Это чистая правда. Я думал только о себе.
– Том, прошу вас, вы на себя клевещете! Вы провели два года в самых суровых условиях, помогая несчастным и обездоленным.
– Все это чушь.
– Как вы можете утверждать такое?
Его голова бессильно откинулась на подушку, глаза закрылись.
– Патриция, у меня осталось не так уж много времени, и я пытаюсь быть честным. Мне трудно, потому что я никогда не был честен. Но разве можно ждать другого от такого тайного лидера, как я?
– Том, ваша интимная жизнь не имеет никакого отношения к тем замечательным достижениям, которых вы добились на поприще человеколюбия.
– Хотелось бы мне быть таким человеком, каким я вам кажусь. – Том вяло улыбнулся. – Но мной двигало только тщеславие.
– Тщеславие?
– Да… Мне хотелось стать Великой Белой Надеждой Парк-авеню. – Вот я и очутился здесь, на Парк-авеню. – Из горла у Тома донесся странный клекот – смех, сразу же перешедший в кашель. Он отдышался, затем заговорил вновь. – С деньгами, которые я крал из благотворительных пожертвований, в том числе и из ваших, я мог позволить себе немало увеселительных поездок по свету.
– Я вам не верю, – прошептала Патриция.
– Нет уж, лучше поверьте. У меня не осталось времени на то, чтобы лгать.
Он откинулся на подушки. Исповедь явно утомила его.
Патриция не знала, как реагировать на обрушившиеся на нее признания. И пока она собиралась с мыслями, дверь палаты открыли. Вошла сестра с прибором для внутривенного вливания. Она присоединила трубку к катетеру на груди у Тома и, не сказав ни слова, вышла из палаты.
– В чем вы нуждаетесь, Том? Я могу чем-нибудь вам помочь? – выдавила из себя наконец Патриция.
– Да, пожалуй… Еще бы парочку годков жизни.
Патриция закусила губу.
– Простите.
Том смотрел на нее чуть смягчившимся взглядом. В порыве жалости Патриция наклонилась поцеловать его.
– Не надо, – резко бросил он и отвернулся к стене.
– Я вернусь, Том, – сказала Патриция.
Она торопливо вышла из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь, поскольку оставаться там больше не могла. У лифта она привалилась к стене, пытаясь осмыслить происходящее.
Она вошла в лифт и уже собиралась нажать на кнопку, когда се нагнала сестра, что-то держа в руках.
– Доктор Киган хочет, чтобы вы приняли у него это.
Патриция посмотрела на небольшой сверток в коричневой упаковке, перетянутой ленточкой, и, не сказав ни слова, взяла его.
Она вяло держала сверток в руке, спускаясь в лифте. В вестибюле ей пришлось опуститься в кресло, так как ноги отказывались служить. Осторожно, стараясь не порвать бумагу, она развернула обертку. Внутри оказалась резная деревянная коробочка, исписанная какими-то иероглифами. Открыв ее, Патриция невольно заморгала. Перед ней сверкала россыпь бриллиантов. Осторожным движением руки она извлекла из шкатулки ожерелье, которое когда-то сама пожертвовала на больницу, руководимую Томом, на благотворительном обеде в его честь. Здесь же она обнаружила короткую записку.
«Мне очень жаль, что я не доверял вам настолько, чтобы открыть свою главную тайну. Она казалась мне слишком мрачной, чтобы извлекать ее на свет. У меня не хватило смелости – но тем самым я обидел вас, обидел ту, которая менее всего этого заслуживает. Простите меня, если сможете.
Вы дали мне это в знак любви. Любовь – бесценный дар. Примите, пожалуйста, и мою любовь тоже.
Том».
КАРТАКСО, ПОРТУГАЛИЯ
– Какого черта ты тут околачиваешься? – заорал Эмилио.
Мигель никак не отреагировал на его возглас. Поглощенный собственными мыслями, он мерял шагами грязную тропу, окружающую переполненный загон для быков. Запертые там звери рассерженно ревели.
– Мигель, ты слышишь меня? – не отставал Эмилио.
– Толпе это вроде бы нравится.
– Что за вздор! Да здешние жители просто ошалели от радости из-за того, что к ним, в маленький занюханный городишко, приехал сын великого Пауло Кардиги. А какого дурака он из себя строит – на это им наплевать.
Мигель через плечо смерил друга убийственным взглядом.
Но тот заговорил еще громче:
– Смельчак какой выискался. Не удостаивает быка взглядом, вступая с ним в прямой контакт! Он мог тебя изуродовать!
Мигель остановился и, перегнувшись через массивную бетонную стену, заглянул в загон, где беспрестанно колыхалась обтянутая черной шкурой мышечная масса.
– Но ведь не изуродовал, – хладнокровно возразил он.
– Скажи спасибо Ультимато! Только он и обратил на быка хоть какое-то внимание!
Мигель заскрежетал зубами.
– Кончай болтать ерунду! Что тебе от меня нужно?
Эмилио собрался с духом.
– Мне нужно, чтобы ты работал с быком, точь-в-точь как у меня в поместье. Как ты работал, когда глаза твоего отца сияли гордостью за сына!
– Он следил за тем, как я сижу на коне. Быка он, думаю, просто не заметил.
– А сегодня, как мне кажется, не заметил быка ты сам! Мигель повернулся лицом к другу.
– Эмилио, когда я задумал вновь принять участие в корриде, мне казалось, будто все будет, как в доброе старое время, – но мне не восстановить своих былых ощущений. Они просто… как бы тебе сказать… исчезли.
– Ах ты черт! Это еще что за напасть! Твои ощущения вернутся к тебе, когда ты сумеешь сосредоточиться на том, чем занимаешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99