Куда тому больше нравится бежать – вправо или влево? От того, что сумеешь отсюда подсмотреть, порою зависит твое спасение.
Фонари призрачным светом заливали арену; скотный двор словно вымер; надо всем здесь сейчас витала гробовая тишина.
– Держите. – Велосо вручил Мигелю красный плащ с капюшоном. – Только пожалуйста, не заходите слишком далеко в глубь арены. Ведь не исключено, что вам придется отступить.
– Не беспокойся, Луис. Да, но сперва мне хотелось бы посмотреть, на что он способен. То есть, я хочу сказать, каков его удар.
– Ну, разумеется.
Велосо осторожно вышел на арену и взмахнул плащом. Бык напрягся, затем совершил стремительный бросок, и Велосо едва успел увернуться за ограду – туда, где стоял Мигель. Рога врезались в дощатую ограду с размаху, вошли в нее глубоко, в воздух взметнулись щепки. Когда бык, высвободив рога, метнулся прочь, Мигель успел заметить у него на спине порез, который не мог означать ничего другого, кроме следа от неточного удара дротиком. На мгновение Мигель почувствовал себя полностью протрезвевшим. Этот бык уже выходил на поединок с человеком.
Свежая кровь побежала по жилам Мигеля.
– Хороший экземпляр, – сказал он, лихорадочно размышляя о том, что сейчас должно было произойти. Этот бык, как и тот, предыдущий, оказался быком-убийцей; Велосо явно намеревался довести начатое до конца.
– Лучший экземпляр за долгие годы, – похвастался Велосо. – Надеюсь, он принесет многочисленное потомство – и все будут такими же красавцами.
– Позвольте мне еще раз взглянуть на то, как он нападает.
– Ага, дружище, вы становитесь чересчур подозрительным.
Мигель посмотрел ему прямо в глаза.
– Я уже не так стремителен, как прежде.
– Ну, разумеется, разумеется.
Велосо еще раз вышел на круг и махнул красным плащом быку, находившемуся в центре арены. «Эге! Эге-ге!» – заорал он. Бык пулей понесся навстречу.
Прежде чем Велосо успел отступить в загородку, сильная рука Мигеля обвила его за шею, пригнула ему голову, заставила прижаться к ограде с опасной стороны.
В горле у Велосо застрял крик.
Бык врезался в него с ходу. Рога пронзили тело насквозь, от мощного удара заходила ходуном вся ограда. Исабель закричала.
Бык высвободил рога, но Мигель по-прежнему не отпускал Велосо. Он зашептал на ухо своему пленнику:
– Мне бы хотелось помочь вам, но ведь я одноногий… Понял, сукин сын?
Рога во второй раз ворвались в живое тело. Мигель отпустил недруга, и Велосо грузно рухнул наземь. Исабель посмотрела на неподвижное тело супруга.
– Он мертв? – испуганно шепнула она.
Мигель, облокотившись на ограду, тяжело дышал. Он ничего не ответил ей. Медленно отошел от загородки и двинулся к дому. Но Исабель, бросившись следом, догнала его.
– Мигель… прошу тебя, обними меня. Я так напугана. Ее руки обвились вокруг его пояса, она отчаянно прижалась к нему.
– Исабель, не надо… – Он высвободился из ее рук. – Мне хочется выпить.
Она передала ему бутылку шампанского.
Он жадно припал к бутылке, словно его вдруг охватила невыносимая жажда. Затем, внезапно обессилев, опустился на траву.
Исабель встала в траве на колени рядом с ним.
– Я так тебя люблю… И я рада, что его не стало. Она принялась целовать его лицо, слизывая со щек соленые струйки пота.
– Теперь я принадлежу тебе полностью, – вырвалось у нее.
– Лучше приведи себя в порядок. Нам надо оповестить власти о случившемся.
– Но что же мы им скажем?
Он заговорил мягким голосом, однако же с нескрываемым сарказмом.
– Твой муж был смелым человеком. Когда я поскользнулся на арене, он бросился туда, чтобы спасти мне жизнь.
– Да-да, ты прав. Именно это мы и скажем.
– Пью за его бесстрашие!
Мигель сделал еще один долгий глоток и закрыл глаза. У него раскалывалась голова.
И тут он почувствовал, что пальчики Исабель расстегивают ему ширинку. Открыв глаза, он сквозь пьяную дымку увидел черную громаду быка посередине арены. У ограды лежал изуродованный труп Велосо.
Он поглядел на Исабель. Неужели она не видит того же самого, что и он? Но взгляд ее лихорадочно блестящих глаз был сфокусирован только на Мигеле. Он еще раз глотнул шампанского, а она уже тянулась жадными губами к его рту. Он выпустил шампанское в ее раскрытый рот.
– Я знаю, что ты сделал это ради меня, Мигель, – хрипло прошептала она.
Ее губы с размазавшейся помадой кривились в дикой усмешке.
А им владело отвращение к тому, что он только что совершил. Он ненавидел себя. Он ненавидел ее. Но уйти отсюда ему было не дано. Он лежал в ступоре – лежал и не мог шевельнуться.
Он почувствовал, как она, припав к нему, принялась целовать его…
Глава III

СТОУН РИДЖ, НЬЮ-ЙОРК
Подъезжая верхом на жеребце по кличке Спорт к стойлу, Патриция отерла пот со лба; ежедневный объезд фермы на этом заканчивался. Стоял необычайно теплый и влажный августовский вечер, москиты вились тучами, воздух был душен и тяжел. На фоне уже потемневшего неба проносились силуэты вспорхнувших с крыши сарая летучих мышей. «Рано что-то сегодня проснулись летучие мыши, – подумала она, – должно быть, им тоже неймется в такой духоте». Ее любимый далматин по кличке Таксомотор (из-за черно-белого – чуть ли не в шашечку – окраса) тоже был далеко не так стремителен, как всегда. Как правило, он успевал за время объезда проделать втрое больший путь, чем она сама, описывая вокруг Спорта беспрестанные круги, но сегодня он лениво плелся за лошадью.
Девушка привязала коня у входа в стойло и пустила воду, собираясь помыть его. Она боролась с искушением встать и самой под прохладную струю – во всем, что на ней было надето.
Конечно, у нее было много конюхов, но после езды ей нравилось помыть Спорта самой – таким образом она как бы благодарила лихого аппалачского конька, своего любимца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99