Он взял ее за запястье, опутал его шнуром и привязал к ножке кровати. Перевалившись через Патрицию, ухватил ее за другую руку и проделал то же самое.
Затем сел и окинул ее взглядом – обнаженная, раскинувшаяся, открытая, она ждала. И его язык начал медленно скользить по ее телу.
Она затрепетала; узы на руках, лишая ее свободы движений, делали волнение более утонченным, а наслаждение – более сильным.
– Мне нравится быть беззащитной, – простонала она.
Патрицию разбудил какой-то отдаленный шум, но она только зарыла лицо поглубже в подушку. Рядом слышалось ровное дыхание Мигеля, в головах у нее, свернувшись калачиком, спала Феба, Таксомотор тихо похрапывал у ног.
Патриция, стараясь не шуметь, встала и отошла от кровати. Улыбаясь, она подобрала с пола два шелковых шнура и подошла к окну. Раздвинула шторы и вновь прикрепила к ним шнуры.
Издалека вновь раздался звук, разбудивший ее пару минут ранее, – это был колокольный звон. Она вспомнила, как отец читал ей стихи: «Слышишь к свадьбе звон святой, золотой! Сколько нежного блаженства в этой песне молодой!»
Со вздохом, она отвернулась от окна и посмотрела на постель. Мигель лежал, уставившись в потолок.
– Мигель, послушай!
– Чертовы соборные колокола, – пробормотал он. Патриция рассмеялась.
– Что тут смешного? – спросил он.
– Ты смешной!
И она бросилась на постель, упала на Мигеля, принялась страстно целовать его в губы.
Когда она отпустила его, он с трудом выдохнул:
– Еще раз так сделаешь – и воскресенье пиши-пропало. Бедный Ультимато меня сегодня так и не дождется.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты туда ехал.
– Поехали вместе.
– Нет, не надо… Я там слишком разволнуюсь.
– Это я понимаю. Причем переживать ты будешь не за меня, а за быка.
– Но ведь и правда… Дело кончится кровью, не так ли?
– Патриция, когда мы тренируемся, на быка всегда надевают защитный панцирь. И даже на подлинной корриде мы быков не убиваем. Португалия – это тебе не Испания. Мне бы хотелось, чтобы ты когда-нибудь посмотрела на меня во время боя быков.
– Хорошо, но только не сегодня.
– Ладно, но поработать мне все равно придется. Решительным жестом он откинул простыни, и кошка с собакой кубарем полетели с постели. Мигель сел на край кровати, взял протез, прикрепил его.
– Я многим обязан твоему бывшему возлюбленному, – бросил он через плечо.
– Чем же это?
– Вот этим.
Он постучал себя по протезу.
– Ах да, припоминаю, он дал тебе какую-то брошюру.
– Знаешь, я возненавидел его с первого взгляда. Он сразу показался мне жалкой пародией на мать Терезу. Но, главное, я ревновал тебя к нему. – Мигель наклонился и поцеловал ее в щеку. – А теперь он мне кажется великим врачевателем. Тебе, наверное, неизвестно, что он позвонил в Сиэтл и все для меня организовал. Когда-нибудь я надеюсь отблагодарить его за это… – Он прошел в ванную и на мгновение выглянул уже оттуда. – И за то, что ваша помолвка не состоялась.
Патриция раскинулась на постели, чувствуя себя на вершине блаженства. Она находилась в Лиссабоне, с человеком, которого любила. И Мигель во всех отношениях превосходил Тома. Она никогда не забудет его слова о «простом человеческом участии».
Она встала, накинула халат и прислонилась к двери, ведущей в ванную, наблюдая за тем, как бреется Мигель.
– Знаешь, Том причинил мне истинное страдание, но сейчас это уже не имеет никакого значения. Более того, я ему благодарна за все.
– Правда?
– Правда. И я дам деньги на его больницу. У меня появятся деньги, когда я продам компанию.
– Что такое?
Мигель отложил бритву в сторону.
– Я продаю свою часть акций финансово-промышленной группы Стоунхэм.
– А с какой стати?
– Ах, Мигель, у нас есть предприятие в Ногалесе – это такой ужас! Мне просто стыдно.
И она описала ему увиденное в Мексике. Мигель внимательно выслушал ее.
– Я не могу принимать в этом участие, – так закончила она свой рассказ.
– Но разве продажа компании поможет решить проблему?
– У меня нет власти, чтобы решить проблему, поэтому я просто отступаюсь.
Пока Мигель вытирал лицо полотенцем, Патриции не было видно выражение его лица. Он прошел в комнату и начал одеваться.
– И все же есть какой-то другой выход – и ты сумеешь его найти. Я знаю это, потому что знаю тебя, Патриция.
– Но я просто ничего не могу поделать, – с обиженным упрямством повторила она.
– Ничего не можешь? Что ж, не исключено, что ты права.
Он продолжал заниматься собственным туалетом.
Патриция закусила губу. Он вообще ничего не понял, но у нее недоставало слов, чтобы втолковать ему. Она увидела, что он уже устремился к выходу. Открыв дверь, он вновь обернулся к ней. На губах у него была вялая улыбка.
– Послушай, Патриция, люди почти столь же достойны любви, как и животные.
И этот полуупрек был подчеркнут грохотом захлопнувшейся двери.
Переодеваясь для занятий конным спортом, она никак не могла стряхнуть с себя чувство стыда, постепенно разливавшееся по всему телу. Мигель словно высветил лучом прожектора темную сторону ее души – ее главную слабину, ту самую главную слабину, которую она в себе просто ненавидела.
Надев жакет, Патриция стремительно выбежала из комнаты. Она торопилась найти утешение там, где всегда его находила, – на конюшне. По полу резко застучали каблучки ее сапог для верховой езды.
– Кто тут грохочет?
О Господи, она разбудила Пауло.
– Извините, что потревожила вас, – крикнула она из коридора. – Я нечаянно подняла такой шум.
– Зайди ко мне!
Это прозвучало приказом.
Она приоткрыла дверь в его спальню и обнаружила, что Пауло сидит в постели.
– Идешь кататься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99