Он лежит на земле и дышит своей поверхностью, и земля отдает ему свою силу. Этот шар — ты. Этот шар — ты и твой меч. Возьми его, и попробуем. Но почему теперь ты стал двигаться медленнее?— Я стал дышать так, как дышишь ты.— Когда твое тело привыкнет к нужному ритму и ты сможешь себе позволить не следить за формой своего тела, не думать об этом, а просто дышать движениями, ты сможешь двигаться так быстро, как тебе будет угодно. Ведь в одном выдохе волынки может быть один долгий звук, а может быть и множество коротких. И чем более искусен волынщик, тем быстрее он перебирает руками, поднося к губам дудочки, тем быстрее меняется звук.— Почему ты опустил меч, Мак-Лауд?— Мы деремся с тобой целый день, — Конан посмотрел на Рамиреса исподлобья.— Ты устал? — Рамирес положил меч в ножны и подошел к нему.— Любой бой не может продолжаться так долго.— Ты болен.— Что? Я здоров.— Ты хочешь знать, почему до сих пор я не победил тебя, хотя мог бы это сделать уже не раз?— Да. Я думаю, что ты этим унижаешь меня.— Ты сам унизил себя.— Нет, мне надоело, что ты издеваешься надо мной.— Ты болен.— Я здоров.— Почему ты опустил меч, Мак-Лауд? Ты не хочешь жить? Да. Я говорил. Я говорил, что нет ни жизни, ни смерти, ни победы, ни поражения. Я говорил, что надо идти туда, куда зовет тебя твое сердце. Но я никогда не учил тебя гордыне. Я говорил тебе, что меч должен думать тобой, а не ты должен думать мечом. Не ты его хозяин, а он твоя душа. До тех пор, пока ты держишь его в своих руках, ты жив. Таково твое предназначение. Потому это не бой продолжается так долго. Неужели ты подумал, что твое предназначение— бессмыслица?— Учитель…— Ты болен. Болезнь — это навязчивая идея. Ты хочешь узнать, когда же наконец ты сможешь победить меня?— Учитель…— Ты уже можешь победить. Но сначала надо избавиться от этого желания. Желания победить. И от желания показать свои знания. И от других желаний. И даже от желания избавиться от всех желаний. Если хоть одно желание, хоть одна идея завладеет твоим разумом, он потеряет свободу и не сможет бесконечно двигаться. А с ним остановишься и ты. Ты задумаешься и не сможешь сражаться.— Рамирес, — простонал Конан, — я никогда этого не пойму. Что же делать?— Это очень хорошо. Это не нужно понимать. Нужно быть. Быть в том состоянии, как будто тебя нет вообще. Ты этого не поймешь и не почувствуешь, но это почувствует твой меч. Твой меч соединится с твоей душой — и тогда ничего уже не будет стоять между твоим мечом и твоим предназначением. Даже ты сам. Пусть когда-нибудь меч почувствует твою руку, Мак-Лауд.Два всадника поднимались по узкой тропинке на широкое плато, затерянное в самом сердце величественных гор. Площадка, поросшая густой ярко-зеленой травой и миниатюрными, истерзанными ветром кустами, уходила в пропасть буро-серым утесом, нависшим над глубиной огромным куском омытого дождями и вылизанного воздушными потоками камня.Спешившись и оставив коней на траве, где те замерли, послушно уткнувшись в зеленый ковер, люди прошли к обрыву и долго смотрели, как из-за большой гряды напротив выплывала огромная грозовая туча. Солнце, испугавшись ее свинцовой мощи, поспешило сдаться в плен, нырнув за серые решетки плотных облаков.Только черные полоски бесстрашно парили в небе. Это птицы, чувствуя приближение грозы, купались в беснующихся в вышине потоках. Почти не шевелясь, птицы то резко меняли направление, послушные воле разбушевавшейся стихии, то вдруг начинали отчаянно бороться с ней, исступленно дергая крыльями.Понаблюдав за бесконечным танцем пернатых, стоявшие на краю пропасти люди пошли обратно. Свист ветра в ушах нарастал, вытеснив все остальные звуки. Поэтому, когда сталь ударилась о сталь, ничего не изменилось. Так же выл ветер, так же носились в серой пустоте черные полоски.Фигурки двух сражающихся на мечах людей протанцевали по плато, а после, оставив траву ненасытным лошадям, перешли на голый утес, возвышающийся над горной страной. На мгновение даже солнце выглянуло из своей темницы. Взглянув на дерущихся, оно сразу же потеряло к ним интерес и скрылось обратно, жалуясь на головную боль от перемены погоды.Внезапно из рук одного из людей выпал сверкающий меч и, кувыркаясь, полетел в оскаленную пасть каменного провала. Солнце замерло, решив пронаблюдать исход поединка. Меч падал. Подойдя к обрыву, люди склонились, глядя вслед падающему оружию. Так и не дождавшись, пока закончится этот долгий полет, один из стоящих — тот, у которого выбили меч, — рванулся за ним в пропасть.Оставшийся стоять наверху поступил еще глупее. Открыв в удивлении рот, он закричал:— Рамирес! — и, бросив свой меч в пропасть, с минуту помедлил и тоже ринулся вниз.Головная боль у солнца разразилась с новой силой. Оно прорычало сквозь огненные зубы:— Идиоты!И, плюнув дождем, убежало за серую стену туч отдыхать от безумств этого мира.Они шли по песчаному берегу, усыпанному мелкими ракушками и корявыми сучьями деревьев, принесенных сюда приливом.— Каким ты теперь себя чувствуешь, Мак-Лауд?— Мир, который вокруг меня, теперь во мне. И я тоже в нем, — ответил Конан, падая на песок. — Я счастлив.Рамирес расстегнул застежку плаща, и тот бесформенной массой упал с его плеч. После чего испанец сел рядом и принялся стаскивать с ног промокшие сапоги.— Нам остается запомнить совсем немного, — улыбнулся он.По ступеням поросших кустарником шхер спустился огромный олень с раскидистым деревом ветвистых рогов на голове. Он грациозно подошел к большему кусту и, беспечно шевеля ушами, начал объедать сочные листья.— Ты видишь его? — тихонько спросил Рамирес, стараясь не шевелиться и указывая взглядом на благородное животное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58