Разве не чудо, что ты здесь уже почти сутки и тебе не хочется ни есть, ни пить?— Я об этом как-то не думал, — растерянно признался Конан, и ему стало стыдно, что все это увидел кто-то без тела и из другого мира, а он, сидя собственной задницей на этом чуде, ничего не заметил.— В вашей легенде говорится, что из этого дерева были сделаны круглый стол и трон короля Артура, который был воином, рыцарем без страха и упрека, без ненависти. Ты понял, почему так рассказывают?Горячий воздух висел над землей, размывая очертания деревьев вокруг поляны. Птичьи голоса стихли, расплавленные жестоким солнцем, и только звон вибрирующих солнечных лучей наполнял лес. Взгляд Конана упал на землю. Под стеблями высокой травы ползали муравьи. Там, в тени, они не страдали от испепеляющего жара полуденного солнца. Занятые своими муравьиными делами, они не обращали внимания на то, что над ними травяной купол, который помогает им выжить.И вдруг перед его глазами пронесся нескончаемый поток птичьих гнезд, мышиных нор и человеческих домов, мелькали какие-то странные животные, которых он никогда не видел, их дома, опять дома людей, но сделанные почему-то из снега или из каких-то листьев, как будто… Поток жизни омыл душу и умчался, но он мог вернуться.«Да, я понял, — подумал Конан. — И еще я понял, что это только легенда».— Ты будешь воином, — тихо сказал голос.— Я буду воином, — согласился Конан. — Потому что пришло мое время встать под удар вражеского меча во имя того, кто назвал день моего появления в этом мире, кто послал мне учителя, кто сам является моим учителем и кто показал мне силу, которая поддержит меня всегда и везде, где бы я ни был. Мне надо еще научиться ею пользоваться, но я стану воином.Оранжевые блики ложились на траву. Уставшие после трудного дня солнечные лучи пробивались сквозь плотную шапку листвы косыми нитями, вышивающими мягкие тени на зеленом бархате поляны. С каждым стежком они теряли свою силу, потому что клубок золотого солнца катился все дальше и дальше, убегая за горизонт.Фиолетовые клубы сумерек обняли пушистый лес. Ночной холод опускался резкими бодрящими волнами, оседая крупными каплями вечерней росы на широких травинках. Полукруг луны выплыл из лесного мрака, и тусклый желтеющий свет боязливо повис над верхушками деревьев. Поляна преобразилась. Желтый сверкающий ковер лесным озером лежал перед Конаном, а пень, словно белый остров, стоял посреди этого великолепия.Наклонившись, Конан увидел перед собой только одну капельку, замершую, скованную страхом под великим и бескрайним небом на дне лесного колодца. В капельке отражался полумесяц, такой же желтый и великолепный, как и на небе; и он точно так же дарил свет своему маленькому миру. В капле отражался какой-то город. По его улицам ходили маленькие человечки с крылышками и без них, маленькие барышни в высоких островерхих шапочках. Они что-то пели, играли на маленьких дудочках и танцевали.Конан прислушался. Ноты капельками упали в бездонное небо. Звуки, льющиеся из росинок, сливались в тоненькие трели, которые сплетались в музыку. Она гремела на весь лес, она гремела везде, где росли потомки великого дерева жизни.Тело Мак-Лауда, повинуясь этому ритму, задвигалось в странном танце.— Пойдем домой, мой мальчик…— Ты уходил отсюда стариком, Рамирес.— Это было давно. Целую жизнь назад. Пойдем домой.— И ты опять молод.— И я опять старик. Пойдем домой.— А разве мы не дома?— Конечно, дома. Пойдем домой.— Пойдем.Бой был изматывающим. Рамирес наносил удары с неимоверной быстротой. Конан сдерживал атаки испанца, каждый раз стараясь отбросить противника хоть на несколько шагов, чтобы получить вожделенное мгновение передышки. Парируя прямой выпад Рамиреса, шотландец отлетел в сторону, словно листок, подхваченный ураганом. Лезвие клейморы лязгнуло о скальную плиту и застряло в узкой трещине в камне.Времени для извлечения оружия из ловушки не было. Беспощадный испанец поднес меч к горлу Конана.— Ты снова мертв, — проговорил он спокойным ровным голосом.Мак-Лауд опустил меч и выпрямился, тяжело дыша.— Я опять что-то не так делаю, — прохрипел он, — но никак не могу понять, что именно.— А что тебя смущает?— Неужели я слабее тебя?— Нет.— Но тогда почему же я не могу остановить твои удары, а ты останавливаешь мои не глядя. Почему через несколько минут боя я устаю, а ты, упражняясь часами, дышишь так же ровно, как и в первые минуты тренировок, и не чувствуешь усталости?— Я рад за тебя. И горд, — сказал Рамирес. — Ты видишь то, что должен видеть. Ты научился видеть, но ты не умеешь дышать.— Разве можно не уметь дышать?— Разве можно так быстро забыть, что с тобой только что произошло? Дело все в том, что ты не умеешь дышать и держаться на ногах. А для того, чтобы этому научиться, тебе нужно совсем немного. Ты просто должен чувствовать каждый вдох вот здесь, — Рамирес постучал кулаком по пряжке пояса, на котором висел его меч. — Представь себе, что у тебя здесь волынка. И ты играешь на ней. Ты надуваешь воздухом мягкий кожаный мешок, который, наполняясь, становится упругим и может звучать. Только это ты звучишь своими движениями. Чем сильнее сдавишь воздух в мешке, тем громче будет музыка. Ты сам волынка и волынщик. Попробуй. Смотри, вдыхай коротко и быстро носом, а выдыхай медленно, словно поешь, через рот. Ну, что ты чувствуешь?— Внутри появляется какой-то упругий теплый шар. Что это?— Это ты, но это еще не все. Попробуй почувствовать, что дышишь всем телом, что воздух в тебя поступает и через ноги, и через руки, и через кожу. На это уйдет чуть больше времени, но это необходимо. Почувствуй ногами землю, представь, что это шар, большой и тяжелый, и ты его не можешь поднять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58