Когда кабина возвращается назад, он еще издали кричит -
отпрыгнув на безопасное расстояние: "Я только что сдал кассу!"
Это маленькое мошенничество скорее забавляло, чем вызывало гнев.
Каждый раз он пытался проделать эту штуку и со мной. И каждый раз я
говорил: как удачно, я подожду здесь в тенечке, пока у вас не появится
сдача. Я запыхался, пока поднимался на холм и буду только рад передохнуть.
Каждый раз он говорил мне, что на такси еждить гораздо удобнее и быстрее.
И каждый раз я беспечно возражал, что чрезвычайно люблю пешие прогулки.
Тогда он начинал рыться по всем карманам и с неизменным радостным
изумлением извлекал на свет Божий пресловутые пятьдесят центов и
протягивал мне со словами: "Вот ведь, оказывается они у меня были, просто
завалились за подкладку!"
Итак, каждое утро я совершал маленькое путешествие в кабинке канатной
дороги. Кабинка была - единственная на весь фуникулер, своеобразный
мини-трамвайчик с скругленными углами, девять футов в длину, пять в ширину
и семь - в высоту. Она выкрашена в темно-бордовый цвет с двумя золотыми
горизонтальными полосками. К канату кабинка крепилась сложным
переплетением троса, отдаленно напоминающим маленькую нефтяную вышку.
Сооружение было еще пяти футов длиной - вот почему станция располагалась
так высоко на холме. Вся система приводилась в движение при помощи
колесиков и тормоза, прочно закрепленных на тросе. Два больших скользящих
колеса растягивали трос, как растягивают между пальцами бечевку дети,
когда играют "в веревочку", только здесь "бечевка" была растянута между
Соло Хилл и верхней площадкой на горе Алава. В кабинке было три окна с
внутренней стороны, два окна с дверью по центру с внешней, которой она
подходила к площадке на местах прибытия и посадки, и по одному окну с
каждого торца. Все окна можно было открыть наружу, как книжку, потому что
крепились они к нижнему краю рамы, двумя петлями. Наличествовал также и
аварийный выход - через крышу.
Очень часто я ездил в совершеном одиночестве. Кабинка была расчитана
на двенадцать пассажиров, но столько при мне никогда не набиралось, хотя
интервалы между рейсами были солидные - полчаса. Я катался в компании
морских офицеров; группы немецких туристов; нескольких молоденьких
японочек, свежих и славных, как мелкие цветочки их сакуры; парочки
молодоженов из Невады; другой парочки - уже из Монтреаля; местных жителей
с окрестных островов, приехавших в Паго-Паго провести выходные;
итальянского агента бюро путешествий, который решил испробовать сначала на
себе все местные достопримечательности; и, наконец, двух вулканологов из
Югославии.
Пассажиры как правило с интересом рассматривали окрестности, благо
было на что смотреть, высовывались в окна и тут же с визгом ныряли
обратно, с дрожью в голосе потешаясь над собственным непонятным испугом.
Их испуг ьыл и вправду непонятен, по крайней мере, мне, потому что я точно
знал: канатные дороги - самый безопасный вид транспорта из всех,
изобретенных человеком. Эти так ужасающие нервных дам "трамвайчики"
проползают сотни миллионов миль пути без каких-либо дорожно-транспортных
происшествий. Но уж когда случается авария, подробности ее столь
драматичны, что в тот же день о ней узнает весь мир. А припомните-ка,
сколько подобных сообщений вы слышали за всю свою жизнь? Вот то-то же. В
поездах и самолетах люди гибнут значительно чаще.
Но большинство женщин визжало скорее от восторга, а большинство
мужчин - только для того, чтобы поддержать своих женщин. На мой взгляд,
если бы дирекция канатной дороги имела и вправду некую склонность к
садизму, как утверждали иные особо впечатлительные пассажиры, пол-кабины
представлял бы собой чисто вымытую толстую пластину оргстекла. Вот тогда
визг и крики звучали бы совсем по-иному!
Кабинка скользила над зеленой долиной, в самом низу своего пути она
повисала над портом на высоте не более ста пятидесяти футов, и доки,
причалы и набережная были видны, как на ладони. Должно быть, в разгар
курортного сезона сверху каждое утро открывалось красивейшее и
величественнейшее зрелище, когда огромный лайнер важно и неспешно заходил
в бухту, оглашая небо над островом протяжными, низкими гудками. Сразу за
гаванью и в самом деле были видны строения консервного завода, уродливые
длинные ангары с плоскими крышами, установленные бок о бок по семь или
восемь в ряд. Сверху это было похоже на склад фургоноврефрижераторов.
Рыболовные суда завода выглядели действительно плачевно, причем те,
которые еще покачивались в доках в маслянисто-ржавой воде были ничуть не в
лучшем состоянии, чем те инвалиды, которые доживали свой век, ржавея на
причалах. И тем не менее на самой границе акватории можно было разглядеть
целую флотилию неутомимых сейнеров, уродливое пятно на яркой голубизне
бухты.
Кабина бежала все вверх и вверх, под конец почти вплотную приближаясь
к зеленому склону горы Алава. Тропический лес с высоты полета волнистого
попугайчика - одно из самых красивых зрелищ на свете. У меня, наверное,
никогда не найдется достаточно красочных и восторженных эпитетов, чтобы
описать все это колышущееся, переливающееся всеми оттенками зеленого
великолепие. Кроны деревьев были так густы, что земля сквозь них
практически не просматривалась, но мне, честно говоря, хватало и вершин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85