Я
в комнате, лежу на голой кровати без матраца. Я совсем еще маленький и
ничего не знаю ни об ужасе, ни о зле, таящемся в человеческой душе, потому
что мой мир - внутри огромного собора неба и моря. Я лежу в темной комнате
и слушаю ночных птиц. Но вдруг они замолкают, и возникает другой звук.
Тонкий высокий вой, он приближается, но я не могу убежать. И вот этот звук
обрушивается на меня со всех сторон, проглатывает меня, накаленный и
пронзительный, и выбраться из комнаты нельзя.
Я вижу, как по потолку бежит ломаная трещина, вижу, как потолок
осыпается, сквозь него льется дождь огня и горячего металла. Что-то
зазубренное ударяет меня по голове, и я хочу закричать, но у меня пропал
голос. В горстях у меня моя собственная кровь, она кипит и пузырится. А
потом боль. Жгучая. Невыносимая. Боже, какая боль... - На лбу у Чейна
выступили бисеринки пота.
- В своем кошмаре я чувствую запах горелого мяса - это я горю, но
никто не может мне помочь, потому что им не пробиться ко мне сквозь завал
из пылающих досок. Потом темнота, долгая жуткая темнота. Наконец я вижу
каких-то людей в белом, они велят мне отдыхать. Я лежу в комнате с
зелеными стенами без зеркал. Но приходит день, когда мне с великим трудом
удается подняться и я краем глаза замечаю чье-то отражение в оконном
стекле. Страшное лицо в желтых бинтах, сморщенное, обезображенное, смотрит
оттуда на меня, испуганно округлив заплывшие глаза. От страха я бью по
стеклу, я хочу уничтожить это существо, потому что знаю: однажды это
видение уничтожит меня. Это лицо больше не человеческое, это лицо
"анакри", демона, а за ним - не храбрость, а песья трусость.
Чейн - его напряженное лицо было покрыто испариной - поглядел на
Мура.
- Когда нацисты обстреляли Карибвиль со своей лодки, первое попадание
было в мой дом. Моя мать с тех пор находится на грани безумия - вы видели
ее. Отец и еще несколько смельчаков вооружились ружьями и гарпунами и на
маленьком рыбачьем баркасе отправились искать чудовище. Больше я его не
видел. Твари с этого плавучего исчадья ада отняли у меня жизнь, Мур.
Отняли что-то доброе и хорошее и взамен вложили частицу себя. Они и по сей
день тянутся ко мне - каждый час моего бодрствования, каждый миг моего
сна. Они все время возвращаются, чтобы по частям вырывать из меня душу, и
не уймутся, пока целиком не завладеют мной. Я боюсь их так, как никто
никогда ничего не боялся на этом свете, Мур. Даже сейчас я дрожу и
обливаюсь потом - и презираю себя за это. Я сам себе отвратителен: для
кариба смелость - это жизнь, и если я умру трусом, моя душа никогда не
обретет покой.
Он умолк и облизнул губы, меряя взглядом ширину морских коридоров.
- Я на десять лет покинул Карибвиль; я отправился в Южную Америку и
работал сперва на кофейной плантации в Бразилии, потом в колумбийских
каменоломнях. Там я научился взрывать камень динамитом. Все сторонились
меня и проклинали - считалось, что я, человек с двумя лицами, обычным и
обезображенным, приношу несчастье. Моим единственным другом была
англичанка, вдова погибшего в крушении капитана грузового судна, лет на
двадцать старше меня - она жила рядом с каменоломнями и стряпала для
рабочих. Она жалела меня, научила читать и писать.
Когда я вернулся на Кокину, чтобы стать Вождем-Отцом, я понимал, что
не гожусь для этой роли. Но кто-то должен был этим заниматься, а в моих
жилах текла благородная кровь. Много лет я как мог управлял племенем. Я
пытался употребить все свое влияние и изменить старые обычаи настолько,
чтобы мы могли жить в мире с белыми. Но однажды я увидел с мыса, как из
Бездны поднимается огромная лодка - та самая. Дрожа, я смотрел, как она
всплывает. На меня вновь нахлынули ярость, страх, слабость. Я заставил
себя пойти на верфь. Я долго стоял перед доком, но не мог принудить себя
переступить порог. В руках я держал ящик с динамитом: я задумал взорвать
ее. Но вместо того убежал оттуда, дрожа, как побитый пес. Если бы я
уничтожил ее в ту ночь, если бы я установил взрыватели и поджег шнуры, на
Кокине и сейчас царили бы мир и покой. Теперь на моей совести тяжелый
груз. Но у меня есть последний шанс. Последняя возможность найти их и
уничтожить, прежде чем они сумеют ускользнуть. Не знаю, удастся ли мне
это. Но, клянусь Богом... клянусь Богом, я должен рискнуть.
Они долго молчали. Потом Кип спросил:
- А где вы взяли ящик динамита?
- Когда здесь строили отель с эспланадой, - сказал Чейн, - мы стащили
несколько ящиков и спрятали в джунглях, в шалаше. Почти все уже сгнило, но
кое-что еще можно пустить в дело.
Впереди в небе клубились густые тучи, желтоватые, с черными вспухшими
подбрюшьями. Волны грохотали в борта, разбивались о нос, и весь траулер
содрогался. Чейн показал на рацию:
- Мур, попробуйте, может, поймаете что-нибудь...
Мур включил приемник и повел риску по шкале. Ничего, кроме громкого
треска и воя помех. Зазвучал и исчез чей-то слабый голос. Траулер валило с
борта на борт, как будто по килю гулко лупил огромный кулак. Мур
отвернулся от рации и посмотрел на Яну:
- Вам надо было остаться на Кокине.
- Ничего мне не сделается, - возразила она. - Почти всю свою жизнь я
занималась исследованием затонувших кораблей, подводных лодок и не только.
И увидеть теперь, как такая лодка ожила и идет по штормовому морю, пусть
даже она может уничтожить нас, не спорю... нет, я должна это увидеть.
Мур покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94