В
церкви царили разор и запустение - за несколько месяцев до моего приезда
здешний католический священник подхватил лихорадку и умер. И я стал
священником; лучшего способа приобрести определенную власть над людьми и
спрятаться от моих гаитянских врагов не было. Священник ничего не смыслил
в вуду, и мне оказалось нетрудно найти последователей. Ко мне пошли за
советом и помощью, я стал их "хунгэном" и одновременно законным
защитником; я насаждал суровые, пожалуй, даже чересчур суровые законы, и
карал зло единственным известным мне способом: око за око.
Потом началась война. Англичане пригнали сюда своих людей и корабли и
назначили констебля приглядывать за островом. И хотя это был хороший,
честный и справедливый человек, такой, как ты, настоящий закон на Кокине
представлял я. Власть - а значит, и ответственность - была моей. Когда это
проклятое железное чудище явилось из глубин, обрушило на остров шквал огня
и перебило тех, кого я любил, я понял, что должен вмешаться.
Я видел растерзанные трупы, они преследовали меня в кошмарах, убитые
тянули руки из могил и звали меня, я слышал их шепот в мертвой тишине, и я
сломался. У меня была сила, я знал заклятия, которым обучил меня "зобоп",
верховный колдун, и с этой силой не могло сравниться ни одно мирское
оружие.
Бонифаций помолчал, разглядывая свои морщинистые руки.
- Я знал, что чудовище вернется, сквозь пот и боль в наркотическом
сне я увидел, как Корабль Ночи приближается к Кокине, увидел горящий
грузовой корабль и смерть, плывущую по морю. Чудовище возвращалось, я
знал, что должен ждать.
В ту ночь, когда пламя рвалось в красное от зарниц небо, когда над
Бездной кипел бой, а корабли кружили над своей добычей, я развел на берегу
костер и принялся за дело. Я просил Дамбаллу заточить эту лодку в море и
Барона Субботу - лишить ее своей милости. Это было нелегко... я трудился
много часов, молясь про себя, чтобы лодка не ускользнула раньше, чем я
закончу.
В трансе я увидел лодку, укрывшуюся в Бездне, среди бурлящих черных
потоков; я увидел, как ее засыпало песком. Они оказались в ловушке и не
могли вернуться, чтобы вновь причинять страдания моему народу - никогда.
Отныне им, позабытым смертью, предстояло вечно сходить с ума от недостатка
воздуха, вечно гнить заживо. Сквозь песок и сталь, словно глаза у меня
были повсюду, я видел их - сбившихся в кучу, тяжело дышащих остатками
мало-помалу убывающего воздуха. Мысленно я увидел, как к ним протянулась
узловатая черная рука; они задрожали, точно их коснулся сам Дьявол. Я
услышал голос - тихий, мягкий как бархат, холодный и грозный как сталь,
неведомо, мужской или женский, - он шептал: "_н_а_ч_а_л_о_с_ь_". Не знаю,
когда я очнулся от своего транса. Я сидел перед остывшими углями, а
британские корабли ушли. На колдовство я потратил два дня.
Теперь эти твари существуют на границе между жизнью и смертью, но я
не могу ускорить их умирание, Кип, а кроме того, сейчас за ними сила,
которую я не предугадал. _Н_е_н_а_в_и_с_т_ь_ - оттого, что они страдают,
оттого, что _м_ы_ живые, а они... уже нет. Для них мы по-прежнему враги, а
на дворе все еще сорок второй год. Теперь ты понимаешь, почему я хотел,
чтобы ты утопил эту лодку...
- Нет... - прошептал Кип. Он потряс головой. - Нет!
- Я создал их, и теперь ничего нельзя сделать.
- НЕЛЬЗЯ СИДЕТЬ СЛОЖА РУКИ! - рявкнул Кип, и его голос эхом разнесся
по церкви. - ТЫ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ!
- Я уже не раз пытался ускорить их смерть, но заклятие слишком
сильно, и я не знаю, что...
Кип схватил старика за грудки и притянул к себе:
- ПРИДЕТСЯ ПОСТАРАТЬСЯ! - хрипло проговорил он. - Боже правый, кроме
вас нам сейчас никто не поможет!
- Я не могу... - устало ответил Бонифаций. - Но ты... ты, пожалуй,
сможешь кое-что сделать. Oui, oui, ты. Твой дядя был одним из величайших
хунгэнов на островах! - Бонифаций схватил констебля за рукав. - Он обучал
тебя искусству... ты был его юным учеником... и сейчас ты можешь помочь
мне!
- Н_е_т_! - Кип замотал головой. - Я выбросил это из памяти. Я забыл
все, чему он пытался научить меня!
- Но, может быть, ты и сам наделен силой, - не унимался Бонифаций, -
иначе он не выбрал бы тебя своим преемником! Она в тебе, только позволь ей
проявиться, позволь себе распорядиться ею!
Кип отшатнулся и попятился. В его душе бушевали противоречивые
чувства. Он повернулся к алтарю, воззрился на разложенные там культовые
предметы и вдруг в приступе ярости ринулся на них и пинками стал
расшвыривать горшки и склянки.
- Это все чушь, хлам! - отрывисто проговорил он. - Хлам, черт его
побери! - Он нагнулся, схватил с пола бутылку и разбил ее о дальнюю стену,
расплескав прозрачное содержимое, потом пнул какой-то горшок, и тот с
лязгом покатился по полу. Кип, злой как черт, остановился, тяжело дыша, и
прислушался к звуку собственного прерывистого дыхания. - Это безумие, -
наконец удалось ему сказать. - Чего им... от нас... надо?
- Мы лишили их лодки, - отозвался старик. - Они хотят вернуть ее.
Кип посмотрел на него. Украденные со склада на верфи тросы, канаты,
машинное масло, солярка... "Боже мой, не может быть!" Доски, сваленные на
палубе подлодки, словно ими пытались укрепить переборки... Констебль
содрогнулся. Он представил себе, что внутри лодки кипит работа - час за
часом, без перекуров, без конца. Нет, нет, ее аккумуляторы давно сели, их
проела соль - и Кип тут же вспомнил сетования Лэнгстри на то, что украли
аккумуляторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94