сейчас сообщит что-то тревожное. И точно. Обвел всех взглядом, достал из кармана карту.
- Наши войска покидают Калинин...
На Тургиново вышла колонна фашистских мотомехвойск. Будем ее штурмовать. Предварительно надо слетать на разведку: уточнить, где она находится, определить лучшее место для удара.
Писанко назначает разведчика-лейтенанта Томилина. Напарника разрешает выбрать на свое усмотрение.
- Товарищ командир, может, меня? - просит Максимов, когда Писанко скрылся за дверью.
Смеюсь, вспоминав конфликты Томилина и "старшины". И тот, довоенный, когда Томилин "посадил на место" Максимова. И тот недавний, в Алферьево, когда мы, молодые, высказали соображение (какая дерзость!) о вооружении МиГ-3 "эрэсами". И последний, совсем еще свежий - неудачный бой с "юнкерсом", когда Серёжа вернулся с вынужденной - грязный, промокший до нитки, злой до предела Томилин долго его "изучал" с головы до ног и наконец произнес:
- Ты знаешь, что сказал однажды один из классиков при встрече с первым авиатором Уточкиным?
Сережа насторожился.
- Он сказал, что лучше бы люди учились хорошо жить на земле, чем плохо летать в воздухе...
Томилин ушел, оставив Сережу в таком состоянии, когда он вот-вот укусит рядом стоящего.
Но Ганя успокоил его:
- Не надо сердиться, Сережа. Это не его слова. Это сказал комиссар и совсем по другому поводу.
И Максимов оттаял. У него очень хороший характер. С таким характером обычно живут припеваючи. Он прост, независтлив, не помнит зла. На его месте я бы Томилину не простил, в смысле не забыл бы обиды. И никогда не обратился бы с просьбой.
Так я думаю в эту минуту, глядя на Сережу Максимова, слушая, как просит он, умоляет. И в душе ругаю его. Но пройдет какое-то время, и все мы, только в разные сроки, побудем в роли "просящих и жаждущих". И Ганя, и я, и Илья Бочаров и даже Толя Шевчук, заместитель и друг комэска.
Томилин будет на нас кричать, поучать, требовать. Мы будем сердиться, будем давать себе слово никогда не прощать и никогда ни о чем его не просить. Но ... это лишь в те минуты. А в другие, чуть позже, когда Томилину надо будет лететь на задание, и только вдвоем, каждый будет надеяться и каждый будет просить. И особенно в тот момент, когда надо идти в самое пекло.
Но почему?
Потому что из Томилина в самое ближайшее время выйдет отличный разведчик. Умный и зоркий. И такой же ведущий - хитрый, смелый, находчивый. И каждый будет считать за честь летать с ним.
Потом я увижу, что это будет касаться не только Томилина - любого командира звена, если ему надо идти на задание в паре. Его тоже будут просить...
И дальше, по мере развития событий, я стану свидетелем еще более важных и интересных фактов.
Вот первый. Мы соберемся в штабе, придет командир полка и, глядя на карту, скажет:
- В лесу у Павло-Лужатска сосредоточилась мотопехота. Надо по ней ударить. Вылетать группой не позволяет погода. Надо идти одному и только на "Чайке". Придется искать, по кустам лазить. Задача трудна и опасна. Нужны добровольцы.
Дав людям подумать, Писанко спросит:
- Желающий?
Желающими будут все летчики. И те, кто летает на "мигах". Но командир назначит лишь одного: Петра Дядика. Он улетит, а мы будем глядеть на погоду и ждать. Он не вернется, погибнет. Узнав об этом, Писанко скажет:
- Задача не отменяется...
И желающими снова окажутся все.
Факт второй. Это уже в Москве, когда мы будем работать с Центрального аэродрома. Командир эскадрильи (неважно какой) скажет командиру полка:
- Сердечный конфликт. Два летчика влюбились в одну. Враждуют серьезно. Что делать?
- Сведи их в пару, - подскажет Писанко, - и конфликт будет исчерпан.
И верно. Так и будет.
В чем же здесь дело? Почему, когда разговор идет о полетах, все мы отходчивы, согласны, не помним обид? И не только мы, истребители эскадрильи Томилина. И полка. И других полков. И те, что воевали до Великой Отечественной - в Испании, Монголии, Финляндии. Я узнаю потом о многих. Почему?
Прежде всего, это любовь к небу, к своему делу. Летчик всегда хочет летать. Если в мирных условиях он сказал, что "налетался досыта", значит, до предела усталости, но отнюдь не желания. Такого предела нет.
А в военных условиях? Когда летчик дерется с врагом за Родину? Особенно в тот момент, когда она в беде, когда над ней нависла опасность? Каждый полет это боевая учеба. В каждом полете обретается опыт, драгоценные знания, а это для дела самое главное: чем больше знаешь, чем лучше владеешь машиной, тем умнее дерешься с врагом. И чем сильнее, чем опытнее командир пары, звена, эскадрильи, с которым придется летать, тем лучше, тем больше и скорее чему-то научишься.
И последнее. Полеты, особенности летной работы сами по себе благотворно влияют на человека: воспитывают его, если хотите, облагораживают. Мне, летчику, об этом говорить неудобно, да и нет в этом особой необходимости. Лучше, чем русский писатель А. И. Куприн, не скажешь. "Я люблю их общество... - говорил он о летчиках. - Постоянный риск... Любимый и опасный труд на свежем воздухе, вечная напряженность внимания, недоступные большинству людей ощущения страшной высоты, глубины и упоительной легкости дыхания, собственная невесомость и чудовищная быстрота - все это как бы выжигает, вытравляет из души настоящего летчика обычные низменные чувства - зависть, скупость, трусость, мелочность, сварливость, хвастовство, ложь - ив ней остается чистое золото".
- Товарищ командир, - просит Максимов, - возьмите в разведку меня.
В голосе и глазах Сережи не просьба - мольба. Но Томилин молчит и я не выдерживаю. Вроде бы шутя, прошу:
- Возьмите его... Мне сегодня приснилось, что вы удачно слетали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66