А почему мы так не можем?
Довольный тем, что Нечаев угадал его мысль, Александр Степанович Писанко улыбается.
- Летать в облаках обязательно будем. Яков Петрович!.. - обращается он к начальнику штаба. - Пока нас не выло, Москва ничего не приказывала?
- Нет, Александр Степаныч. Ничего.
- Ну и отлично! Значит, начнем сегодня, сейчас. Передайте инженеру полка, пусть готовит "спарку". Отныне будем на ней летать все свободное время. На боевых самолетах, когда прижмет обстановка. Довольны?

Экзамен на зрелость
Время. Неумолимое время. Кажется, совсем недавно началась война. Совсем недавно Федя Карасев опасался, как бы нам не просидеть все горячее время в тылу. А сегодня за завтраком Илья Бочаров обронил:
- Неважные наши дела, дружище.
Молчу. А что отвечать? Мы уже слышали недалекие раскаты орудийного грома. Видели дым пожарищ на горизонте. Вчера, 12 октября, получили приказ: быть готовым к отлету.
Подходит Толя Шевчук. Усталый, невыспавшийся. Приказ получили во второй половине дня. Ждали до вечера, не выходя из землянки. Так потребовал Глебов.
Потом до двенадцати ночи. Шевчук сидел обложившись журналами, папками.
Ни в одной эскадрилье не было столько бумаг, сколько в нашей. Летчики второй и третьей, заходя вечером к нам в землянку, потихоньку посмеивались и уходили Шевчук откладывал в одну сторону "нужные", в другую "ненужные". Так он классифицировал их. Ненужные надо было сжигать. Но Глебов, проверив, находил среди них такие, без которых, как он говорил, эскадрилья шагу не может шагнуть. Он ругал Шевчука и заставлял делать все заново.
В первом часу позвонил командир полка. Трубку взял кто-то из летчиков. Узнав, что все еще бодрствуют, Писанко попросил к телефону Глебова. Разговор был коротким. Командир эскадрильи сказал три слова: "Понял, виноват, есть" (в Уставе тогда еще не было "слушаюсь"). И отправил нас на покой. Оставил лишь Шевчука.
- Всю ночь его уговаривал, - смеется "начштаба", - я хотел уничтожить книгу взысканий, а он знаете что сказал? Если, говорит, находишь, что она толстовата, заведи потоньше и перепиши все со старой, но поубористее.
Смотрю на него и завидую: молодец. Бодр, весел и всегда был таким Вспоминаю начало года, январь или февраль Строем идем с завтрака к штабу. Немного опаздываем Не по своей вине, задержка из-за столовой. Издали видим Глебова Сухой, высокий, вся фигура его - нетерпеливое ожидание Ходит. Три шага вперед, три - назад.
- Пробежим, хлопцы, - говорит Шевчук и громко командует: - Бегом, марш!
Добежав до штаба, переходим на строевой шаг, "печатаем" сапогами.
- Эскадрилья, стой. Направо! Равнение на середину - командует адъютант. Приложив руку к головному убору, поворачивается, чтобы доложить.
- Почему опоздали? - грозно вопрошает командир эскадрильи.
- Столовая открылась с опозданием на пятнадцать минут, - четко рапортует Шевчук.
Но это не удовлетворяет нашего командира:
- Я не спрашиваю опоздала или не опоздала столовая, я спрашиваю, почему опоздали летчики?
Шевчук молчит. Глебов повторяет вопрос. "Я же ответил вам", - спокойно говорит адъютант.
- Выговор, - объявляет взыскание командир эксадрильи.
Конечно, это неприятно - взыскание в присутствии подчиненных, но Глебов, очевидно, считает, что Устав - это не для него Нам неудобно за Шевчука. И обидно. Но его лицо неожиданно озаряется ясной улыбкой.
- Товарищ командир, вы нарушили свою систему.
- Какую еще систему? - Глебов настораживается. Он уже знает своего адьютанта. Не первый день работают вместе.
- Обычно, я получал взыскания через день. Сегодня, по счету двадцатое, вы объявили на сутки раньше.
Глебов безнадежно машет рукой и, ругаясь, направлятся в штаб. Со ступенек бросает:
- Нет, адъютант из тебя не получится.
Мы обступаем Толю. Беспокоимся: "Неужели снимет?"
- Да что вы, ребята, он говорит это каждый раз. Кажется, это было совсем недавно, а столько воды утекло.
Я смотрю на смеющиеся Шевчуковы глаза, спрашиваю:
- Не известно еще куда полетим?
Шевчук внезапно суровеет:
- Знаю только одно: не на Запад.
После завтрака стало известно - в Клин, дорогой нашему сердцу. Как никак, первая точка, где многие жили самостоятельно, на частных квартирах, у многих остались знакомые...
Ждем команду. Час, второй, третий. Может, не полетим? Может, не так уж плохи наши дела? Но наземный транспорт уже готовится. База - обслуживающая нас техническая часть - готовит к отправке боеприпасы, горючее, снаряжение, техническое оборудование. Инженерам эскадрильи приказано подготовить своих подчиненных к защите аэродрома от нападения. Техники, механики, младшие авиационные специалисты работают у машин, а рядом лежат винтовки, гранаты, бутылки с горючей смесью.
Иван Аникин, техник моего самолета, дает мне последние советы:
- Будешь там без меня... Недолго, но без меня. Так ты, командир, того... сам следи за машиной. И вообще...
Иван умолкает, насупившись. Спрашиваю:
- Что "того"? Что "вообще"?
- Откуда я знаю, кто тебя будет обслуживать, - сердится техник - Знает он наш самолет или не знает. Так ты сам заправляй его горючим и маслом. В расширительный бачок заглядывай, если надо, воды добавишь. И вообще...
Иван хмурится, мнется и, окончательно смутившись, отводит меня в сторону от товарищей, тихо говорит:
- Всякое может случиться... Заправят по ошибке не так, как надо, упадешь на чужой территории Так ты понастойчивее там с техниками, посуровее. Проверяй, контролируй Ты же никогда не проверяешь заправку...
Туча, налившись снегом, висит над нами. Ветер холодный, северный А мне тепло и как-то уютно. Совсем по-домашнему. Чувство благодарности наполняет сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66