Такой он, Томилин.
- Однако... Никакой ты не молодец. Тоже мне, умный вопрос задал. Закон ведомого знаешь? Прикрывать командира! Не допускать атак вражеских истребителей! Значит, надо смотреть за мной и за воздухом. А искать буду я.
Помолчал, глянул на небо, добавил:
- Бочаров идет справа, Штучкин - слева. В зависимости. от положения солнца разрешаю менять место в строю. Надеюсь, это понятно?
Да, это понятно. Если солнце во время полета окажется справа и будет мне мешать, я перейду на правую сторону боевого порядка, стану к крылу Бочарова, и мы пойдем в строю "пеленг". Если солнце окажется слева - Бочаров перейдет на левую сторону.
Кажется, все детали учтены, неясностей нет. Томилин снова испытующе смотрит на нас:
- Готовы? - Мы молча кивнули.
Томилин посмотрел на часы и скомандовал:
- По самолетам!
До запасной точки выполняем обычный полет по маршруту. Садимся, пополняем баки горючим и снова поднимаемся в воздух. Идем на Рославль, высота пять тысяч метров. Погода хорошая, видимость - на сколько хватает глаз.
Подходим к железной дороге. Справа на траверзе - Ельня, но город не виден - с запада натекает низкая облачность.
Над облаками, значительно ниже нас, плывет четверка Ме-109. "Отлично, думаю, - наконец-то мы встретимся". Но одно дело слышать, как кто-то сбил, и другое - сбивать самому, да еще истребителей, которые сами ищут противника и имеют численное превосходство. Чувствую: я посчитал бы за благо, если бы Томилин держался чуточку повосточнее, чтобы наше присутствие не слишком бросалось фашистам в глаза.
Таковы мои первые чувства, первое желание. Правда, это желание было совсем мимолетным и улетучилось сразу, как только я вспомнил, что в руках у меня не тихоходная "Чайка", а мощный, высотный, скоростной истребитель МиГ-3 и что его уже давно пора испытать в бою с "мессершмиттами".
К сожалению, получая боевую задачу, Томилин одновременно получил и приказ: в бой не вступать. И все-таки мне любопытно, обнаружили нас фашисты или нет" Слышу голос Томилина.
- Видите?
Видим, конечно. Отвечаем по очереди, сначала Бочаров, потом я. Так установил командир еще на земле для порядка, чтобы не кричали одновременно. Немцы развернулись в сторону Ельни и вскоре скрылись. Нас не заметили. А может, усыпляют бдительность? Чтобы напасть внезапно. Во всяком случае, надо быть начеку.
Идем с небольшим снижением, разгоняя скорость. Она всегда пригодится. Вижу Рославль. Пункт характерный, лежит в центре сплетения трех железных и шести шоссейных дорог. Но нам нужна только одна, та, что идет на Юхнов. Смотрю на нее и даже не верю глазам. Томилин говорил: "Колонну найти обязательно", а ее и искать не надо. Дорога, как на ладони, а на ней - техника. В два ряда. Танки, автомашины, длинные черные фургоны. Мы уже знаем, что в таких фургонах фашисты возят пехоту, боеприпасы, штабы.
Но почему они молчат? Ни одной дымной трассы, ни одной вспышки огня. Томилина тоже это смущает. Его машина круто идет к земле. Высота 2000 метров... 1500.... Уже видны стволы-хоботы танков. Сейчас он ударит из пулеметов, чтобы вызвать огонь противника, убедиться, что это действительно немцы. И вдруг...
- "Мессеры"! Сзади и справа! "Мессеры"! - оповестил по радио Илья Бочаров.
Нас застали врасплох. Сзади справа... Положение хуже некуда. Мы уже под ударом. Почему же я их не видел? Почему прозевал! Да потому что на какое-то время отвлекся, смотрел на землю. Даже только глянул. А немцы уже в хвосте. Вот что значит Ме-109 и вот что значит на секунду забыть о своей основной задаче: прикрывать командира, следить за воздушным пространством.
Бросив с плоскости белый крученый жгут, истребитель Томилина, вздыбившись, круто уходит вправо. Моя задача сейчас - не отстать. Рывком бросаю машину за ним. Многопудовая сила инерции прижимает меня к бронеплите, вдавливает в чашу сиденья. Темнеет в глазах. Будто в красном тумане временами вижу хвост машины Томилина. Наконец он выводит ее из крена, и небо, широко распахнувшись, открывает нам двух вражеских истребителей.
Молодец Бочаров, что вовремя их увидел. Замысел - ударить нас в спину сорван. Несемся навстречу друг другу. Выполняем ту самую лобовую атаку, которую фашисты, как нам говорили, не любят. Потому что здесь не схитришь. Здесь надо идти на огонь. Грудью.
К сожалению, мы не на равных. Преимущество не у нас, а у них. Немцы пикируют сверху. Если мы потеряем скорость и свалимся раньше, чем проскочим друг друга, они расстреляют нас без особых усилий.
Примерно с тысячи метров фашисты открывают огонь. Рано, конечно. Но трассы мелькают прямо перед глазами. Они проносятся мимо, а впечатление, будто каждая направлена тебе в грудь. Вижу: Томилин стреляет. Не отстаю от него, жму на гашетки. Пытаюсь поймать фашиста в прицел, но это трудно, не успеваю. Поэтому бью просто вперед, сразу в обоих.
Однако наши дела далеко не блестящи. Скорость катастрофически падает, мотор надсадно ревет, но больше не тянет. Еще немного - и буду в штопоре. Вернее, в предштопорном состоянии, когда самолет задрожит и на секунду замрет, прежде чем упасть на крыло и на нос. В эту секунду немец и влепит очередь.
И вдруг впереди, справа, появляется еще один истребитель МиГ-3. Он идет под углом девяносто градусов к фашистам, и в этот момент он страшнее для них, чем я и Томилин. И скорость есть у него, и свобода маневра, и самое главное враг у него под огнем. Ведущий пары Ме-109, оценив обстановку, с небольшим отворотом вправо устремляется вниз, за ним, чуть замешкавшись, его напарник.
- Спасибо, товарищ! - кричу незнакомому летчику. - Ты вовремя нам помог.
Томилин считает душевные излияния лишними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66