И вот наши летчики снова идут вчетвером. Впереди на подбитой, готовой вот-вот взорваться машине - Мидин За ним на безопасном удалении - истекающий кровью Питолин. Позади - охраняющие их Боровский и Кохан
Так и прилетели домой. После посадки Мидин не сумел дорулить до стоянки горючее кончилось. Питолин сел благополучно. Даже зарулил на стоянку и выключил двигатель А вылезти из кабины не мог: потерял сознание Товарищи бережно положили его на чехол, врач наклонился над ним, что-то сделал, и Миша очнулся. Когда "санитарка" тронулась, сказал:
- Я не прощаюсь, друзья! Я скоро вернусь!..
Но Питолин не вернулся в наш полк. Не получив от него ни одного письма, мы однажды помянули его как погибшего. Всякое могло случиться. Разве мало людей умерло в эшелонах и госпиталях? Но однажды, это было осенью 1943 года, Миша появился у нас нежданно-негаданно. Открыл дверь и прямо с порога гаркнул:
- Здорово, гвардейцы!
- Миша? - только и сказал Бочаров.
Да, это был он, Михаил Питолин - высокий, прямые волосы цвета соломы, такие же брови и ресницы, тот же рот, растянувшийся в улыбке до ушей. И "здорово" сказал, как прежде, упирая на "о" - он же пермяк.
- Мишка! - придя наконец в себя, заорал Бочаров и бросился к старому другу.
Мы обнимали его, тискали, хлопали по спине и плечам. А он, смеясь, восклицал;
- За что бьете, братцы?
- Мы же похоронили тебя, стервеца! Почему не писал?
- Каюсь, братцы, сейчас все расскажу.
...В госпитале Миша пробыл месяца два, но мы за это время тоже дважды успели перебазироваться, пока не осели наконец в Москве, на Центральном аэродроме. Миша писал, но его письма до нас почему-то не дошли. Так он оказался в другом полку и начал летать на "лавочкиных". Воевал и воюет. А сейчас с группой товарищей прибыл за самолетами. Илья Бочаров расстегнул у Миши комбинезон на груди, и мы увидели несколько боевых наград.
- Такие ордена впору носить большому начальнику, - сказал Илья, а Миша, немного смущаясь, ответил:
- Это не все, что положено. - Задрал игриво подбородок, прикрыл глаза и добавил: - Так-то, вот! Знай наших...
Второй раз мы увиделись с Питолиным через двенадцать лет, в Монино, в Краснознаменной Военно-воздушной академии. Проходя по коридору учебного корпуса, я услышал знакомый голос:
- Почему не приветствуете старших, товарищ майор?
- Мишка! - закричал я, увидев перед собой расплывшееся в улыбке лицо фронтового друга. И растерялся, не зная, что делать: в одной руке у меня тяжелая сумка с конспектами, в другой - фуражка. А он, ехидно улыбаясь, подсказывал:
- Не вздумайте приложить руку к пустой голове. Наденьте фуражку. Вот так. Теперь - руку к головному убору. Перед вами, если заметили, гвардии подполковник! Так-то вот, знай наших!
Мы обнялись. Спрашиваю:
- Неужели, Миша, у тебя такой чин?
Питолин важно прикрыл глаза:
- Это еще не все, дружище. Жду третью звезду. Положено, - сказал он, напирая на "о", - по штату.
Все верно. Миша был заместителем командира дивизии. В академию приехал на зачетную сессию. Учился заочно.

"Мессер" идет к земле
Томилин позвонил с командного пункта:
- На разведку вместе со мной пойдут Бочаров и Штучкин. Пусть ожидают на стоянке.
Ждем. Лениво поднялось осеннее солнце. Тепло. Тихо. На душе - радость: идем на разведку! Настоящее боевое задание. Не то, что прикрывать аэродром: плаваешь на высоте порядка три тысячи метров, изучаешь свои же стоянки. Разведка - совсем другое дело. Это - прорыв, огонь и опасность. А опасность придает новые силы.
- Очевидно, махнем за линию фронта, - говорит Илья.
Не узнаю его: сколько в нем пыла и гордости. Вот и Томилин.
Легко, через борт, соскочил с подошедшей полуторки. "Самая глупая смерть погибнуть в кабине", - сказал он однажды и ездит теперь только в кузове: из него видно небо. Это, конечно, не прихоть. Недавно произошел такой случай. Шла грузовая автомашина. В кузове сидели солдаты, в кабине - командир и шофер. Неподалеку от дороги пролетал вражеский летчик. Увидев грузовик, спикировал на него. Раньше, чем немец открыл огонь, солдаты - через борт и в канаву. Немец дал длинную пулеметную очередь, и шофер с командиром были убиты.
- Шевчук, - сказал Томилин, - я хочу жить. Отныне можешь садиться в кабину.
Сказал и даже не улыбнулся. То ли всерьез высказался, то ли пошутил. Его никогда не поймешь.
Отпустив шофера быстро подходит к нам, злой, возбужденный. Суровым взглядом подавил нашу восторженность. Положил карту на плоскость "мига", разгладил руками.
- Смотрите сюда, - приказал он. - Остро отточенный карандаш уперся в Рославль, скользнул по дороге на Юхнов. - Сообщили, что здесь движется колонна вражеской мотопехоты. Но это не точно. Наша задача - проверить. Все зависит от нас, - Томилин молча, испытующе глядит на меня и Бочарова. - Если колонну найдем, туда полетят наши "Чайки". Завтра, а может быть, сегодня. Не найдем, фашисты пойдут почти беспрепятственно - наши войска отступили!
Молчим, ошеломленные вестью. А мы-то думали "махнуть" за линию фронта. А ее, очевидно, и нет, если немцы прорвались и идут по дороге.
- Может быть, это "утка", с колонной? - предполагает Илья.
- Хорошо, если бы так, - хмуро отвечает Томилин, - только я почему-то в "утки" не верю, уж очень здорово немец прет... Одним словом, колонну надо найти, даже если она сошла с большака. - Помолчал, задумчиво глядя на карту. На Рославль пойдем не сразу, по пути дозаправимся. Все ясно?
Мне - не все. Спрашиваю:
- Как будем искать, все сразу или?..
- Молодец! - хвалит меня Томилин. - Однако...
Спохватившись, в упор глядит на меня. Понимаю: он не доволен ни вопросом, ни прежде всего собой. Ставя боевую задачу, не сказал самого главного, и хуже всего, что об этом напомнил я - подчиненный, вроде бы сделал замечание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66