- подошел ко мне комиссар.
Я молча махнул рукой в сторону казармы.
Вот и пришли!
Когда ветер стих, мы услышали отдаленную стрельбу в районе нашей бывшей стоянки.
- Рыщут, сволочи, и бури не боятся, - сквозь зубы сказал Черников.
- А может, там тихо? Бывает так, шо тут чертова пляска, а внизу тишина, - предположил дед Кравец. Он против ожидания выглядел довольно бодро.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В бараках ветросиловой станции жарко горели печи. Мы топили не маскируясь. Едва ли карателям придет в голову, что в бараках - мы. Партизаны умывались, некоторые даже брились.
Мы с радистом заняли маленькую комнату, запретив тревожить себя.
- Ну как, Иванов, есть надежда?
- Попробую, может, и выйдет.
- Ну, давай, давай. Дело наше в твоих руках.
Действительно, от связи с Севастополем зависело очень многое. Я всячески старался помочь Иванову соединить банки. Заряд в банках не пропал. С включением каждой банки стрелка вольтметра все ближе подвигалась к заветной красной черте - "норма".
Только слишком медленно работали руки радиста. За последние дни он очень сдал, тень осталась от человека. Глаза сонные. Что-то с ним неладно. Иванов работает, соединяет банки, но делает все это как-то безжизненно. Мне и жалко его до смерти и обругать хочется, но тогда, пожалуй, он будет совсем ни на что не способен.
- Иванов, родной, скорее, ведь надо выходить на связь!
- Я знаю, я тороплюсь.
Батарея анода готова. Подбираем накал. Дело пошло лучше. Подобрав несколько штук четырехвольтовых батарей, мы соединили их параллельно. В приемнике раздалось характерное потрескивание.
- Шифр не забыл? - с замирающим сердцем спросил я Иванова.
- Нет.
- Возьми, шифруй. - Я протянул ему бумажку с набросанным коротким текстом:
"Обком партии.
Продукты получили, батарея разбилась, бросайте рацию с питанием. Переходим в Заповедник. Завтра ждите в эфире".
Иванов долго возился с шифром. Шифровал на память. Я страшно боялся, как бы он не запутался.
В дверь то и дело просовывалась чья-нибудь голова.
- Ну, как, есть надежда?
- Идите к чертям, не мешайте!
Первые пять минут мы передавали позывные. Индикаторная лампа, мигая, фиксировала наши точки и тире. Я, зная азбуку Морзе, улавливал нечеткость почерка Иванова - его грязные, потрескавшиеся от мороза и ожогов руки неуверенно нажимали ключ.
Через пять минут мы перешли на прием и, осторожно разворачивая ручку-настройку на заданной волне, жадно ждали ответных сигналов. Севастополь молчал. В наушниках звенело от комариного писка морзянок. Пять минут приема прошло. Опять мы перешли на передатчик.
Кто-то постучался и, не входя, доложил:
- Появилась большая группа гитлеровцев со стороны метеостанции.
- Передайте Домнину, пусть займут оборону, - сказал я не оборачиваясь.
Десятки раз повторяя позывные, Иванов посылал в эфир наши сигналы. Мы опять перешли на прием.
В коридоре поднялся шум... Бежали разбуженные по тревоге партизаны.
К нам в комнату вошел Домнин. Я попросил его выяснить, много ли противника.
- Скоро будет темнеть, они окружить нас не успеют, - успокоил нас комиссар, с надеждой глядя на наши банки. Видно, ему, как и нам, фашисты казались сейчас досадной, но незначительной помехой. Главное - связь, связь!
Виктор вышел. Скоро издалека донеслись очереди наших автоматов. Мы не обратили на них никакого внимания.
- Товарищ начальник, товарищ начальник! Что-то есть!.. - не своим голосом закричал радист.
Я схватил наушники и, наконец, услышал, да, услышал долгожданный сигнал. Все отчетливей и отчетливей Севастополь посылал в эфир тире и точки: "Мы вас слышим, мы вас слышим, переходим на прием, переходим на прием".
- Иванов, давай передачу!
Оба мы дрожали от нетерпения, наконец-то связь, такая долгожданная!
Севастополь просил полчаса на расшифровку радиограммы. Я выбежал в коридор, крича во все горло:
- Товарищи, ребята! Севастополь связался с нами, есть связь! Дед, беги, говори всем, что есть связь с Севастополем.
Домнин, весь в снегу, сияющий, ворвался в комнату.
- Есть, значит? - и бросился целовать меня.
- Что там, Виктор Никитович?
- Появились две группы противника. Сперва шли быстро по направлению к нам, потом почему-то раздумали и повернули обратно. Наши шарахнули автоматными очередями.
Комиссар пошел распорядиться, чтобы наварили мяса и накормили людей. С наступлением сумерек надо было уходить. А я остался ждать ответа из Севастополя.
Через каждые десять минут мы взаимными сигналами проверяли связь. И только через сорок минут получили десять строчек пятизначных чисел.
Здорово ругал я себя в ту минуту, что не удосужился изучить шифр! Иванов долго возился. Карандаш в его руках дрожал, и потребовалось более получаса, пока он не протянул мне готовую радиограмму:
"Переходите Заповедник. Ждем координаты на выброску. Сообщите сигналы для летчиков. Налаживайте разведку. До свидания.
С е к р е т а р ь о б к о м а".
Это был праздник! Мы забыли даже о противнике. Каждый партизан хотел лично прочесть радиограмму. Бумажка пошла по рукам. Люди читали и чувствовали: новые силы вливаются в их сердца, есть вера в будущее.
С небывалым подъемом, с громкими разговорами, даже с песнями, готовились на этот раз партизаны к ночному переходу.
Теперь все смотрели на радиста с уважением. Еще вчера этот человек ничем не отличался от остальных, а сегодня он стал самым почетным членом коллектива. Каждый предлагал ему свои услуги. Подсовывали даже сухарики из своих мизерных запасов.
Но радист был скучен, вял и почти не реагировал на внимание товарищей. Видимо, он чувствовал себя очень плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91