"Никакого движения. Лежать и только лежать". Товарищи, как могли, старались мне помочь, заходили в землянку, делились новостями, но, конечно, мне было очень невесело. Ведь я стал "балластом". Северский предложил мне эвакуироваться на Большую землю.
В ожидании самолета жил в землянке Севастопольского отряда со старичками. Федосий Степанович Харченко после своих снайперских походов на дороги сильно изменился. То ли старика подбодрили боевые успехи, когда в ответственнейший период Севастопольской обороны он нашел себе "добре дило", то ли исключительно жаркая, сухая погода излечила его ревматизм. Скорее всего и то и другое, но Харченко стал ходячим.
Севастопольский отряд располагался в истоке речушки Пескур. В лесу зной. Тишина. Раскаленные камни пышут жаром. Шуршат подсохшие до блеска прошлогодние листья. В лагере нас всего несколько человек - только больные и раненые, все здоровые разошлись на боевые дела. Одни несут охрану, другие ведут разведку, а основной состав ушел на дороги уничтожать фашистов, срочно перебрасывавшихся на другие фронты.
В землянке душно. Ворочаясь на дубовом сушняке, никак не улягусь. Донимают клещи, жара и вынужденное безделье.
Однажды с операции возвратилась группа Василия Кулинича. Возбужденные, загорелые партизаны сразу оживили лагерь. Я в нетерпении вылез из землянки.
- Зачем поднялись? Нельзя же, - протянул мне руку Кулинич. На его шее висел новый трофейный автомат, а к поясу был привязан какой-то продолговатый предмет, обернутый мешковиной.
- Как успехи, Вася?
- Добрые. А вот и небывалый трофей. - Развернул сверток и вынул скрипку. Настоящую скрипку!
У него даже глаза блестели - так радовался. Привычные пальцы музыканта легко прошлись по струнам.
- Эх, жалко, нет смычка! - вздохнул он. - Ну, ничего, я сделаю.
Вечером на полянке расположились партизаны. Харченко лежал на земле, заложив руки за голову. Он смотрел в звездное небо. Дед Кравец хлопотливо бегал к нам, от нас на кухню, если можно так назвать очаг с казанком на рогатках, Кулинич возился со скрипкой. Я лежал рядом с Федосием Степановичем и расспрашивал его о последней операции.
- Значит, удача?
- Гарная удача. Фашист стал какой-то другой. Вроде и в Севастополь вошел, а нет у него радости. Пугливый стал. Як же не пугаться. Тильки уцелел под Севастополем, а тут мы, партизаны, и можем прихлопнуть. Мы ж дурняком на цилу автоколонну напали... - Федосий Степанович скрутил самокрутку. - А ну, дай огня! - обратился он к Кравцу, присевшему на корточках рядом со мной. Старик прикурил, затянулся и покашлял. - Так вот, напали мы на колонну. Да пусть Федор сам расскажет. С него вся музыка и началась, а то мы хотели пропустить фрицев. Богато их было.
- За ночь, пока прийшлы, так ноги гудели, что, пиджидая пид кустом, я и заснув, - начал дед Кравец... - Конечно, оно нельзя, - бо шоссе пид носом, фашист все прет и прет машинами. Ну, проклятые очи слипаются, та и все. Продрав их, бачу... вражеская машина прямо на меня... Но я не злякався, нажав на крючок автомата, да так и усадыв весь диск в машыну.
- Як только Кравец дал очередь, из нескольких машин фрицы начали сбегаться к горе Кастель, - продолжал Харченко. - Кричат, машины побросали. Мы и давай по фашистам палить, а потом по машинам. Четыре штуки спалили. Увидели в одной машине скрипку, Кулинич так и схватил ее...
- Шутка сказать, добыть такой инструмент, - подтвердил Кулинич, продолжая налаживать скрипку.
Наконец, смычок ударил по струнам. Сперва послышались неясные, дрожащие звуки. Партизан решительнее провел смычком и заиграл какую-то простенькую мелодию, но мы сразу притихли. Со всех сторон на поляну сходились партизаны. В торжественной тишине мы слушали музыку. Может, не так четко перебирали струны огрубевшие пальцы часовщика, может, сама мелодия была далека от совершенства, но только в этот вечер я понял, как могут люди соскучиться по музыке.
Партизан играл. Мы слушали его не дыша. Большая Медведица прятала хвост за Чатыр-Даг, и все ярче и ярче разгорались звезды...
После того как я улетел на Большую землю, началось самое крупное наступление на лес, которое, как узнали позже, готовилось еще в дни Севастопольского штурма. По разведданным, гитлеровское командование решило в пять-шесть дней закончить всю операцию и уничтожить партизан. На этот раз они не пожалели сил. Только против отрядов третьего района должны были выступить в полном составе с приданными средствами: первая горно-стрелковая румынская дивизия, восемнадцатая немецкая пехотная дивизия и, кроме этого, в качестве подсобной силы - охранные формирования в составе трех батальонов. Здесь еще не учитываются силы и средства, которые были брошены врагом на Зуйские леса, где действовали отряды второго партизанского района под командованием капитана Куракова, и на Центральный штаб.
В южных лесах Крыма - на территории Заповедника, вдоль речушки Пескур и поблизости от нее - расположились отряды бывшего третьего, четвертого и пятого районов. Партизан там было не более шестисот человек, из них сто пятьдесят больных, нуждавшихся в срочной эвакуации. Такая малочисленность, с одной стороны, давала возможность маневрировать, но, с другой стороны, нельзя было рассчитывать, в случае необходимости, на успешный бой с подавляющим своей численностью врагом.
Как поступить в данном случае?
Северский и Никаноров думали над решением этой задачи.
Может быть, перевести отряды в бывший четвертый район? Или в пятый? Разведчики по крупиночке собирали данные, которые ложились на карту командира, и по ним вырисовывалась картина грандиозного наступления фашистов на лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91