Эти нападения частенько осуществлялись во взаимодействии с нашей авиацией.
Однажды евпаторийцы, узнав о продвижении в районе Ново-Бодрак вражеской автоколонны, сообщили по радио фронту и договорились о совместных действиях.
Боевая группа партизан залегла у дороги в ожидании самолетов. Выстроенные в три ряда, накрытые брезентами, автомашины противника готовились к движению на Севастополь. Фашисты копошились у машин.
Вдруг со стороны Чатырдага послышался сильный и ровный гул моторов. Наши летчики легко обнаружили колонну, и - пошло! Самолеты делали заход за заходом, а партизаны ползком подбирались поближе к дороге. Не успели самолеты отбомбиться, как по напуганным фашистам ударили партизанские автоматы. Колонну сожгли, разгромили. Партизаны без потерь вернулись в лес. Это была хорошая работа, севастопольская! А через два дня отличились на весь лес диверсанты. Вот что произошло.
...Чердачное перекрытие. Пахнет пылью, мышами, прелым зерном. В середине, под сушильной трубой, лежит радист, прикрыв ватником аппаратуру. В углу, сдавленном железной крышей, вытянулся Василий Васильевич - мастер по диверсии на железнодорожных линиях. Он всматривается в маленькие светлячки сигнализации, которые беспорядочно разбросаны между путями. За станцией, в мглистой дымке чувствуется затемненный городок, недалеко силуэт водокачки.
У выходной лестницы с чердака сидит Дуся, прижав ладонью пистолет.
Внизу, в огромной заброшенной пустоши, поют сверчки, и под легким сквозняком мелко дрожит вырванный из крыши железный лист. А за стенами пакгауза идет своя, шумная жизнь крупной фронтовой станции. Кричат маневренные паровозы, сигналят водители машин, у приземистых цейхгаузов копошатся солдаты, под командой разгружая что-то тяжелое, а на западе стеной стоит полыхающее зарево и слышны мощные вздохи кипящего в огне фронта.
Чьи-то шаги медленно приближались к зданию. Дуся насторожилась, нагнулась всем корпусом, стараясь всмотреться в темноту...
- Жора? - тихо спросила она.
- Я, я. - Запыхавшийся румын поднимался по ветхой лестничке.
Общими усилиями довольно подробно разобрались в том, что видел за день Жора. А видел он многое... На железнодорожной станции сконцентрировались склады с боеприпасами, продовольствием. Здесь был основной пункт разгрузки эшелонов врага, действовавшего на севастопольском направлении.
Четко работал радист. Ровно в десять часов пятнадцать минут он передал фронту разведданные, а в двенадцать ночи его связали с авиационным командованием.
Партизаны молча ждали решающего часа.
Дуся подошла к Василию, вложила застывшие от напряжения пальцы в широкую ладонь друга и замерла...
- Самолеты над горами, - крикнул радист.
С востока нарастал шум. Нервно захлопали зенитки. Тревожно и коротко загудели паровозы. Рев моторов заполнил безбрежное небо. От горячих взрывов задвигалось здание и присело к земле. С крыши падали доски, дрожали железные листы.
В нескольких метрах сразу же вспыхнули пожары, стало видно, как днем...
Горели эшелоны, рвались снаряды у складов... Высокие языки огня лизали темный купол неба...
Новая серия взрывов. Угол пакгауза отвалился в сторону...
...В угаре дождались рассвета.
В четыре часа фронт потребовал доклада о результатах бомбардировки.
Партизанам все было видно как на ладони. Еще горели склады. Станция казалась вымершей. Водокачка свалена на бок. Взрывная волна отбросила ее крышу на цейхгаузы. На путях - груды сбитых вместе вагонов. Поперек путей, у депо, лежал тяжеловесный паровоз, загораживая выходы из мастерских. Все вокруг изрыто взрывами, зияют рыжеватые воронки. В камни и щебень превращен вокзал...
Истошно воя сиренами, к станции подскочили санитарные машины. Поглядывая на небо, санитары извлекали из развалин раненых и трупы...
По щербатым, с вывернутыми камнями платформам в паническом ужасе бегало железнодорожное начальство.
Волна за волной шли к станции автомашины. На развороченной, пахнущей дымом и гарью земле появились саперы. Под крик и шум офицеров начались восстановительные работы.
До вечера гитлеровцы убирали разбитые вагоны, приводили в порядок линии.
Потом по путям прошел первый маневренный паровоз.
Ночью Жора принес две фляги воды, ее жадно выпили...
Вторая ночь на крыше проходила в полусонной тревоге. Фронт дал приказ дождаться следующего вечера.
Перед самым рассветом Жора ушел в разведку.
Целый день стучали кирки, шипели электросварочные аппараты. Откуда-то гитлеровцы подвезли огромный подъемный кран и подняли лежащий поперек рельсов паровоз.
Прошел день, но Жора не возвращался. Стали беспокоиться.
- Пойду поищу, - сказала Дуся.
- Только будь осторожна, - пожал ей руку друг. Дуся ушла. Проходило время, Василий глядел на сумеречные дали и беспокойно вслушивался в каждый шорох. Теснились перед ним воспоминания о Дусе, об их дружбе, о походах. Почему-то он испытывал давящую сердце горечь какой-то утраты...
В темноте раздались шаги...
- Дуся!
- Жора, - ответил румын.
- Что? Где был? Видел Дусю?
- Ой, Дусю... Зачем пустил? Солдат один, два, десят...
Оказалось, что Жору задержал патруль, привел его в комендатуру, но румынские охранники отпустили, порекомендовали скорее убираться в свою часть и не бродить по путям.
Время шло, Дуся не возвращалась...
Эшелон за эшелоном прибывали составы.
Радист передал данные фронту, оттуда получил приказ: немедленно покинуть наблюдательную точку и возвращаться в лес.
Молча сидел Василий.
- Надо же идти, - несколько раз торопил его радист.
Василий Васильевич выждал полчаса и медленно стал собираться:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91