Но даже если бы посыльного заставили найти работу под угрозой жизни, он бы не стал этого делать. У него и без того была профессия, хотя ее название не числилось ни в одной штатной сетке ни одного ведомства или фирмы. До того, как Зак отобрал его в группу снайпером, посыльный подрабатывал убийцей по найму. Английское название килер ему не нравилось. Убийство он называл заказом. Того, кто платил, считал заказчиком, а себя - исполнителем. Он так и представлялся: "Исполнитель". У него когда-то существовало имя, отчество и фамилия, но со временем они оказались излишними. Для родных он погиб в Абхазии, куда уехал наемником, а для заказчиков такие звуки, как имя, отчество и фамилия, никакой роли не играли.
Когда Зак отобрал его в группу, он уже по авансу понял, что убивать придется часто, но шел уже второй месяц, а он простаивал. Борода его почему-то невзлюбил. Борода привык убивать людей в бою, а не из-за угла. Их философии не совпадали. Он и посыльным-то отправил его за списком только чтоб какое-то время не видеть.
Посыльный мысленно представил, как точечно - одним выстрелом - он бы уложил двухметрового Бороду, представил, как бледность воском заливает его загорелое лицо, как синеют ногти, и ему стало легче. Если бы не возрастающая с каждым днем конкуренция среди килеров, он бы не поехал наниматься в охранное агентство Зака, но знакомый, красавчик Сашка, вернувшийся из Франции после неудачной попытки завербоваться в Иностранный легион, соблазнил его. У Сашки было спецназовское прошлое, а посыльный никогда не служил. Люди без имен не служат. Но когда он выбил девяносто восемь из ста на полупоясной мишени из "Кедра" одиночными, Зак сразу сказал: "Ты - наш".
Его уже третьи сутки подмывало проверить, обманул его американец или нет. Рыжий, как ирландский сеттер, янки уверял, что это оружие только-только начали испытывать на учениях спецназовцы из штатовского антитеррора. Сбросил с предохранителя, направил в сторону врага, надавил на спусковой крючок, - и вспышка ослепит его. Да так, что не меньше двух-трех суток в его глазах будет стоять непроглядная ночь. Ослепленный противник уже не противник. Правда, по инструкции применяющему оружие требовалось самому иметь на глазах черные очки или хотя бы зажмурить глаза.
Очков у посыльного не было, но он бы с удовольствием зажмурился, чтобы убедиться, не наврал ли американец. Но кого выбрать подопытным кроликом? Сизого механика, который куняет над пультом и скоро ослепнет в пьяном сне и без его супероружия? Или Связиста, человека с лицом Кощея Бессмертного? А ослепнет ли он, если он - Бессмертный? Тут, скорее, со страху у самого в глазах потемнеет, если такую образину встретишь в полутемном подъезде. А может, вон по тому красавчику с черными усиками-мерзавчиками шарахнуть? Вон по тому, что с каким-то растерянным видом вошел в центральный пост? Так он же здесь, на лодке, главный. Считай, командир. Хотя посыльный уже не раз слышал, что его называли странным и оттого непонятным словом старпом.
О чем они там со Связистом говорят? Не о нем ли? Когда двое знакомых говорят невдалеке, всегда почему-то кажется, что они говорят именно о тебе. Наверное, это от страха. Страх вечно сидит в человеке. Сидит и как-то о себе напоминает.
Посыльный шагнул из-за колонны перископа, чтобы получше расслышать голоса. После перепалки Бороды и Дрожжина, после страшного судного голоса из жилого отсека он ощущал, что тревога, долго пощипывавшая до этого душу, все-таки переплавилась в страх. И страх заставил посыльного шагнуть еще чуть ближе к углу, где Связист что-то упрямо доказывал Дрожжину, картинно вскидывая худые пианистские пальчики.
- Я трижды послал сигнал запроса, - шипел Связист. - Трижды. И ни одной квитанции.
- Смени антенну. У нас же их две, - не соглашался с его тревогой Дрожжин.
- Да вы поймите, не в антенне дело... А я могу поговорить в каюте с адмиралом?
- Не изображай из себя Отелло. Сейчас нужно делом заниматься.
- Отелло!
- Всплывем по ту сторону льдов, тогда и поговорим. И с Балыкиным поговоришь. Они в одной каюте.
- Балыкин мне не нужен.
- Мне - тоже...
- Да поймите вы, сигнала от судна нет! Как мы узнаем, что их дружков освободили? Как? Мы же оглохли!..
- Ну, я не знаю, - раздраженно ответил Дрожжин. - Узнаем.
- Когда узнаем? Когда на дно пойдем?
- Не накаркивай!
- Мы же это... если потребуется, даже ракету не запустим...
- Прекрати! Об этом даже думать прекрати! Лучше выпусти вторую антенну!
Дрожжин порывисто отошел от него к штурманской карте, к противной лживой штурманской карте, но только по ней он мог определить, сколько миль осталось до точки встречи с гидрографическим катером. У самой кромки льдов они должны были всплыть и подобрать людей с него.
А Связист в это самое время дрожащей рукой достал из кармана схему соединения стартовых контактов напрямую, без дурацких сигналов со стороны. Бережно развернул ее и, шевеля сухими губами, прочел. Чипы, диоды, триоды, сопротивления, конденсаторы, припои были для него сочными яркими красками. Он рисовал ими потрясающую по красоте картину. А может, эти треугольнички, кружочки и линии были словами. И он слагал из них рассказ. Или скорее стихи. От прозы так не замирает сердце.
Прочтя схему, Связист торопливо сунул ее обратно в карман, а оттуда на смену ей выудил другую бумажку. Колонкой сверху вниз были написаны тринадцать городов. Слева от каждого из них значился номер контейнера, из которого должна вылететь ракета. Верхним в списке стоял Новосибирск. А почему Новосибирск?
Связист сморщил и без того морщинистый серый лоб. Вспомнил: Новосибирск - это предупреждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134