Наверное, звук торможения Четверик принял за вздох часов.
На фоне маслянисто-серой ленты шоссе корпус "жигулей" выглядел комком асфальта, забытого дорожниками. Если бы машина уехала, наваждение бы пропало, но машина все стояла и все сильнее сливалась с шоссе. "Цвет мокрый асфальт, - родилось что-то похожее на мысль в дыму, клубящемся от уха к уху. - Как у той "BMW", что брал на дело у гаишников".
У машины нехотя открылась дверца со стороны водителя. Из "жигулей" медленно выбрался маленький сухонький мужичок. "Надо же так нажраться, отметил его пьяное покачивание Четверик. - А потом гоняют, камикадзе придуравошные!"
Мужичок постоял, облокотившись на дверцу, потом достал из кармана какой-то флакон и резко, зло вбил в открытый рот две струи. "Ну, полный алкаш! - как ни мешал дым, но все же сделал усилие над собой, подумал Четверик. - Одеколоном заправляется!.. Или..."
По голове, по жару еще более мощным жаром ударила новая мысль: "Астматик! Или туберкулезник!" Дым под черепной коробкой вздрогнул, загустел и окаменел словом "Зак!". Четверик не знал столичной статистики, не знал, что в Москве тысячи астматиков. Для него одним-единственным астматиком на земном шаре остался Зак. Остальные выздоровели.
Четверик убрал локоть с дверцы, с щелчком приоткрыл ее, и тут слева, из-за поворота ударил по их стороне дороги дальним светом фар трейлер. Глаза от жара казались высохшими, каменными. Он еле поднял их к стеклу заднего вида. Струя света, щедро разливаемая трейлером, наползла на мужичка, и Четверик понял, что выходить из машины поздно. Свет омыл мертвенно-бледное, костистое лицо мужичка, заставил его испуганно оглянуться на трейлер и впрыгнуть в салон "жигулей" с неожиданной живостью.
Он рывком тронул машину с места, снова оглянулся на огромный, больше похожий на поезд, чем на автомобиль, трейлер и, когда пронесся мимо Четверика, то уже не казался таким бледным. Может, успел покраснеть от испуга?
Четверик тронул машину следом. Багажник цвета мокрого асфальта удалялся настолько быстро, что он сразу понял: его ветерану восьмилетней давности не угнаться за новой мускулистой девяносто девятой моделью. Черепаха никогда не догонит лань. Но он все же выдавил "стольник", с удовольствием увидел, что машина бледного мужичка воткнулась в невидимую черту у светофора, пялящего на нее кроваво-красный бычий глаз, посмотрел на синюю будку гаишника, висящую над поворотом на улицу Толбухина, и вдруг ощутил, что может потерять сознание от жара. Его чернявую голову будто бы заталкивал кто в открытую печь. Желтая лихорадка, малярия, чума и сыпной тиф, сложившись в гремучую смесь, даже в крохотной, прививочной дозе медленно отнимали у него память. Они пожирали мозг теперь уже и не дымом, а какой-то бурой, плещущейся в башке кислотой.
И тогда он снял ногу с тормоза. Стрелка на спидометре, испугавшись его намерения, медленно поползла вниз. Она успела добраться лишь до отметки "70", когда капот "жигулей" Четверика тупо ударил по багажнику цвета мокрого асфальта. Что-то хрустнуло в груди, в которую ткнулся руль, стальным капканом сжало правую ногу. Кислота в голове закипела, чернотой залила глаза. Четверик потерял сознание, но тут же очнулся. Опять потерял, опять очнулся. И в каждом таком пробуждении отстраненно, как будто думал не он, а наблюдающий за всем со стороны человек отмечал: "Никто не вылез из "жигулей". Никто не вылез из "жигулей".
- Ты что, охренел?! - в третий раз вернул его в сознание уже голос.
Четверик повернул окровавленное лицо в сторону голоса. Перед глазами цветными пятнами калейдоскопа то складывалась, то опять рассыпалась коренастая фигура в синем милицейском кителе.
- Пьяный, что ли?!
- Я... я... я...
- Да вижу, что ты... У-у, тебе ногу движком зажало...
- А тот... жи... жив-в?..
- Да жив. Ты ему всю морду в кизяк разбил. Валяется в бессознанке. Радуйся, что у него подголовник на сидении есть, а то б переломал ему шею... Ну, потерпи, - еще раз с жалостью посмотрел он на ногу Четверика. Сейчас скорая приедет. И бригаду нашу я уже вызвал. Ножницами вырежут металл, освободят твою ступню...
- Я... я... офицер гос... без...
- Ты молчи, а то еще помрешь.
- У тебя зва... какое звание?
- Старлей.
Милиционер сочувственно отер кровь своим носовым платком с лица, но жар стереть не смог. Он все так же сжигал лоб и кипятил бурую кислоту в голове.
- Ты чего, гриппуешь, что ли? - спросил милиционер и посмотрел вдоль пустынного шоссе.
Бригады со спасительными ножницами все не было. А самому составлять протокол не хотелось.
- Я... я... капитан, - все-таки выдавил непослушными
губами Четверик.
- Это хорошо, - согласился милиционер. - А вон и скорая едет. Зря ты в него, капитан, въехал... Теперь еле расплатишься за ремонт...
- Он - там? - поднял вялую руку Четверик и ткнул пальцем
в паутину трещин на лобовом стекле.
- Да там, там. Чего ты за него волнуешься? При таком деле
он должен волноваться, чтоб ты не сбег.
- Он - те...терро...ист...
- Чего?
- Он - пре...ре...ст-тупник...
- Ты думаешь? - посмотрел на неподвижный стриженый затылок водителя милиционер.
Его маленькая округлая головка была по-прежнему прижата к стойке дверцы. Он словно бы прислушивался к их разговору.
- По...посмотри ег-го до...документы, - попросил Четверик.
Кислота опять забурлила и вот-вот должна была залить глаза, ослепить их забытьем.
- Документы вообще-то твои надо забрать. Ты же нарушитель, - холодно напомнил милиционер.
- Н-на, - подал вперед правое плечо Четверик. - В ка...кармане руб-башки...
Милиционер виновато посмотрел на карман, отвернулся и пошел к "жигулям" цвета мокрого асфальта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134