Теперь только этот голос властвовал в центральном посту, в тесном царстве искореженных пультов, пробитых пластиковых панелей и покрасневшего от крови линолеума.
- Сюда, сюда, - вел Тулаева за руку замповосп.
Подводник держался за рукав комбинезона так цепко, будто ослеп он, а не Тулаев.
- Вот сюда... Здесь порожек... Вот телефон, - замповосп мягко надавил сверху на плечо Тулаева и усадил на стул. - Вы в командирской каюте...
- А девушка... ну, террористка где находится?
- В первом отсеке, в торпедном... Она там задраилась...
- Соедини меня с ней.
Темнота в глазах Тулаева щелкнула и, затвердев, ткнулась в
ладонь телефонной трубкой. Она весила не меньше двух килограммов. Такими трубками хорошо колоть орехи, а не вести душевные разговоры.
- Я набрал номер торпедного отсека, - жвачечным ментолом дохнул в ухо замповосп.
- Оставь меня одного, - потребовал Тулаев.
Ему был неприятен запах ментола. Он отдавал холодом, и от него тьма, обложная, заполнившая все вокруг тьма казалась могильной.
После хлопка двери он поднес отвердевший в ладони кусок темноты к губам и сказал ему:
- Лариса, ты можешь выйти на связь?
- Кто это? - заставил его вздрогнуть ее голос.
Она будто бы вошла в каюту и стояла рядом со столом, а он не заметил этого. И теперь она знала, что он не способен увидеть ее, и могла вволю поиздеваться над ним.
- Это я, Тулаев...
Она ответила молчанием. Молчание объяснить труднее всего. Наверно, потому, что мы не умеем его слушать.
- Ты узнала меня, Лариса?
- Да-а...
- Ты ожидала, что позвонит Борода?
- Я уже ничего и никого не жду.
- Тогда почему ты закрылась в отсеке?
- Я хочу умереть.
- Это глупо. Это уже ничего не изменит. Это...
- Я устала.
- Лодка сейчас всплывает. Мы объяснили Бороде ситуацию.
Даже он понял ее и не сопротивляется. Он...
- Я ненавижу тебя.
- Борода сказал...
- Я ненавидела тебя с первой минуты, с первой секунды...
- Он сказал, что его люди...
- Даже в ту ночь я ненавидела тебя. Ты, дурачок, даже не знал, что женщина может ненавидеть и во время постельной любви...
- Его люди готовы сложить оружие, если мы...
- Когда тебя Наждак ударил по башке, я просила пристрелить тебя. Я...
- Заткнись! - выплеснул всю ярость Тулаев.
Слова Ларисы лезвием резали по коже, а может, и не по коже, а по душе, но он ощущал боль почему-то кожей.
- Я... я... я любил тебя... Или верил, что люблю...
назло ее ненависти выпалил он.
- Ты - любил? - странным голосом спросила она.
- Мне всегда, всю жизнь не везло с женщинами. Когда ты...
когда я встретил тебя, я думал, что черная полоса кончилась,
что не все женщины - мерзавки...
- Все, - с вызовом ответила она. - Все, начиная с Евы...
- Какой Евы?
- Которая украла яблоко в чужом саду и заставила Адама
сожрать его!
- Тебе не идет грубить...
Когда она кричала фразу об Адаме, Тулаеву почудилась в ее голосе взрывная интонация Миуса. И он чуть не сказал, что именно Миус когда-то внушил ей эту мысль. Даже отсутствуя, он как ртуть в колбе метался по проводу от нее к нему и обратно. И эту едкую ртуть они глотали по очереди. Сейчас самый большой глоток достался Ларисе.
- Что тебе нужно от меня? - опустошенно спросила она.
- Чтоб ты перестала врать.
- Я-а... врать?.. Я-а...
- Да, ты все время лгала. Ты даже лгала себе, что любишь Миуса...
- Я-а?..
- Не перебивай! Ты не любишь Миуса. Ты любишь только одного человека на Земле - Зака. Ты и сюда, на лодку, рвалась, чтобы доказать ему, до чего способна дойти твоя любовь. Ради него ты способна на любую жертву. Но ты не понимаешь, что убийца Миус - жалкий ребенок по сравнению с Заком. Зак готов убить миллионы. Ему плевать на людей. Ему нужны только деньги. Огромные деньги. И тебя он не любит...
- Не-ет! Лю-убит! - взвизгнула она.
- Нет, не любит, - упрямо повторил он. - Иначе он бы не отпустил тебя на лодку. Даже с таким надежным наемником как Борода...
- Не-е-ет, - прохрипела она долгим "е".
- Да. И не надо врать, что ты ненавидела меня. Я, скорее,
был тебе безразличен. Сначала. Но когда ты узнала, что я ищу
Зака, ты ощутила любопытство ко мне. Не более. А я... я
все-таки любил тебя. И, поверь, не жалею об этом. Ты создана
совсем для иного, чем для того, что встретилось тебе в пути. Тебе просто нужно забыть Зака. Тем более, что он тебя уже забыл...
- Ты завидуешь ему, - со злостью сказала она.
- С каких это пор полоумные стали вызывать зависть?
- Ты завидуешь его уму. И завидуешь силе Миуса...
- Что ты дрожишь за этого Миуса?! - не сдержал он так
долго копившееся раздражение. - Да никто не будет расстреливать Миуса. Ему все равно заменят вышку на пожизненное заключение. У зеков это называется смерть в рассрочку. Запомнила? Сейчас уже никого не расстреливают! Сейчас - гуманизм!
- Ты правда любил меня? - в странном забытьи спросила она.
- Ты будешь выходить из отсека?
Он ощущал себя изможденным от этого разговора. Каждое слово весило по пуду. Он переворочал их столько, что болел не только язык, а и все тело.
- Нет.
Тулаев швырнул телефонную трубку во тьму. К концу разговора она стала весить уже не два килограмма, а все двадцать. Темнота беззвучно поглотила трубку. Он не видел, что она мягко раскачивается вдоль стола на толстом проводе, и потому подумал, что чернота всосала в себя сгусток, который он держал в руке, и растворила, сделала неосязаемым.
Вскочив, Тулаев бросился в том направлении, в котором, как ему послышалось, уходил замповосп, ударился лбом о что-то стальное, твердое, но даже не вскрикнул. Он вскинул подбородок так, как вскидывают его все слепые, и, выставив перед собой руки, стал ощупывать попадающиеся на пути умывальник, шторы, кровать, пока не вздрогнул от голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134