Иван им шапкой махнул.
– Не догонишь, трасца вам в бок! Кишка тонка! Гутен морген!
Уж как мы в эти Дубки влетели, не помню. Сани на ухабах взлетают, задок по воздуху носит… Что от нашей рации останется? Я лукошко на руки подхватила, как дитя дорогое. Только за старой мельницей, въехав в лес, натянул Иван вожжи. Кобыленка вся в пене, у меня в глазах разноцветные круги плывут, а Иван по-прежнему ноги под себя подогнул, сидит. Снова тот же печально-тихий, белорусский мужичок, цигарку скрутил, шапкой дым разгоняет и виновато так говорит:
– Пробачте, што я вас матюком шуганул… спужался малость.
Я смотрю ему в спину и не могу понять: откуда же тут два Ивана? Один вправо отваливается, другой – влево. Который же из них настоящий? Тот, что «спужался малость», или тот, который фрицев вокруг пальца обвел?.. Мне становится как-то весело оттого, что не могу догадаться, и тепло-тепло…
В отряд меня привели совсем сонную, как маку наелась…
VII
– Садитесь полдневать. – Командир подвинулся к углу стола, освобождая место на широкой отполированной временем лавке. – Достань, Степа, ложку.
Степа шагнул к шкафчику с посудой, но Игнат остановил его:
– Спасибо за приглашение, можно сказать, только с этим управился.
Он повесил на деревянный колок у двери шапку, расстегнул полушубок и, присев в сторонке, достал кисет.
В хате пахло теплым хлебом и капустой. Командир с сыном дружно черпали щи из большой глиняной миски. Игнат догадывался, зачем его вызвали, но заговаривать о деле не торопился. Пусть старик спокойно пообедает. Последнее время это не часто ему удавалось.
– Дело, браток, – весело сказал командир, вытирая ладонью короткие белые усы. – На нашей улице праздник!
– Знаю, рацию получили, – улыбнулся Игнат, разгоняя рукой серое облако махорочного дыма. – А где ж зараз эта… Как ее?
– Рация?
– Не… та, что доставила. Молодец баба! Смотри, как проскочила навеселе. Отсыпается небось?
– Да, смелая женщина, – согласился Михаил Васильевич, – только не баба, а товарищ Люба и не отсыпается, а проводит беседу… Годовщина смерти Александра Сергеевича.
– Ну да? Это которого?
– Пушкина. А ты и не знал?
– Ну, как же… – смутившись, словно школьник, ответил Игнат. – Да ведь смертей у нас зараз много…
Михаил Васильевич строго посмотрел на него.
– Зараз?.. Тому сто пять лет, а зараз другое…
Отвернувшись, поднял глаза к потолку, словно прислушиваясь, словно пытаясь услышать, как в соседней хате, где помещалась новенькая школа, в кругу затихших партизан, связная Люба Семенова читает пушкинские строки…
Товарищ Люба:
Нет, не я читала стихи. Эта затея мне казалась ненужной. Честно говоря, я даже забыла, что тогда был день смерти Пушкина. Да и кому тогда было до стихов?
Но командир думал иначе.
– Вы, – говорит, – если не ошибаюсь, литературу преподаете? – Так и сказал: «преподаете», словно я к нему из роно прибыла. – Хорошо бы, – говорит, – с бойцами о Пушкине побеседовать. Особенно с молодыми…
Интересный он был человек, этот командир. Преподавал физику и увлекался поэзией. Похоже, и сам втихую стишки пописывал. Любопытный пример для сегодняшней молодежи… Ученики выделяли его среди других преподавателей. Тянулись к нему. Когда Михаил Васильевич решил в лес уйти, за ним пошел девятый класс.
Организовали отряд «Буревестник». Никто и не догадывался, что под таким гордым именем действует школьная команда, не больше. Однако скоро «Буревестник» оказался на хорошем счету в нашем центре. Командира хвалили. Говорили о нем: «Вот, дескать, как обстановка человека меняет. Раньше директором школы боялся идти, а теперь хоть дивизию подавай».
А он и не менялся. Был хорошим человеком – стало быть, и хорошим учителем, и хорошим командиром. Таким он был и тогда, когда отряд состоял из одних учеников и когда пришли к нему взрослые, появились и взводные и штабные…
Учитель – командир, это не просто. Ему не только надо задание выполнить. Еще надо подумать о том, какими придут его ученики к победе?
– Черствеют ребята, – сказал учитель. Сказал с горечью. Потому и послал меня к ним.
Вот уж не ожидала… Да и ученики, то есть бойцы, эти очерствевшие мальчики, не ждали урока или какого-то экзамена по литературе.
– Что им были стихи? К ним уже дошли слухи о наших подпольщиках, и, как часто бывает, когда рассказывают о чем-то тайном, слухи дополнились воображением рассказчиков. С этим нельзя не считаться. Молодые партизаны хотели видеть во мне бесстрашную, не знающую слабости разведчицу, а я была обыкновенной связной, не лишенной ни страха, ни бабьей слезы…
В просторной хате, заставленной низкими партами для младших классов, собрались здоровые, рослые парни в полушубках, подпоясанных военными ремнями или пустыми пулеметными лентами. С автоматами и ножами у поясов.
Они курили махорку, о чем-то громко спорили, не очень стесняясь в выражениях. Попробуй скажи им привычное: «Здравствуйте, дети!»
Все же, когда я вошла, затихли. Кто на парте сидел – встал. А один белобрысый курильщик цигарку в рукав спрятал и покраснел. Словно его на переменке застукали.
Что ж, так и должны встречать учительницу.
Но, как я уже говорила, ждали они не учительницу. Никогда ученики не смотрели на меня с таким, я сказала бы, жадным любопытством. Мне даже неловко стало. Едва я поздоровалась, высокий, тонкогубый паренек, оглядывая меня с головы до ног, быстро спросил:
– Можно вопрос?
– Сначала давайте познакомимся, – ответила я. – Меня зовут Любовь Николаевна…
– Знаем, товарищ Люба, – улыбнулся парень, – разрешите представиться, – он лихо подбросил ладонь к шапке, – боец отряда «Буревестник» Васькович Аркадий!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78