Этот русский «дедушка» выглядел словно японский разбойник, Сютэн-додзи.
Вообразить, что он будет приставать ко мне, было противно. Но все отпускали шутки на мой счет и дразнили меня. Однако имелась одна веская причина, по которой я хотела бы развеять подобного рода слухи.
Вечером в тот памятный прием на лоне природы мы (я и еще две или три гейши) вышли из нанятого лимузина перед «Тростниковым особняком». Я плохо ориентировалась в незнакомом мне месте. Пока мы блуждали наугад, перед нами вырос огромный, по японским меркам, мужчина — примерно 1,80 м ростом, в очках с черной оправой, и спросил, не мы ли будем дамами из Симбаси. Он открыл дверь и пригласил вовнутрь. Я взглянула на него, и он спросил меня: «Вы Кихару?»
Не знаю, как это описать, но я вдруг ощутила покалывание во всем теле, словно меня наэлектризовали, согласно кивнула и неожиданно покраснела.
Это был Коноэ Хидэмаро, младший брат хозяина. Мое появление явно обрадовало Шаляпина, и когда он разошелся, то во все горло затянул своих любимых «Бурлаков».
Даже самым влиятельным устроителям подобных торжеств, когда те его просто умоляли, Шаляпин отказывался исполнять эту песню и нигде, кроме сцены, сам ее не пел.
«Похоже, он был очень счастлив», — заметил как-то позже Хидэмаро.
Поскольку это был прием в честь Шаляпина, на котором я встретила его, Шаляпина я тоже никогда не забуду.
Хидэмаро был дирижером. Тогда считалось, что профессиональное занятие западной музыкой совершенно не подобает японской знати. Даже немыслимо было представить, чтобы мужчина играл на фортепиано, не говоря уже о том, чтобы он «размахивал палочкой» перед оркестром. Дирижера называли «повелителем дирижерской палочки» и считали неудачником.
Кроме того, семья Коноэ была одним из пяти влиятельнейших семейств страны и находилась в близких отношениях с императорской династией. Поэтому в обществе Коноэ Хидэмаро слыл чудаком.
Весь вечер я провела как в тумане. Такого человека, как он, среди гостей, что мне приходилось видеть, я еще не встречала. Он производил впечатление вечного студента, был очень высок, широкоплеч и могуч и выглядел при этом совершенно по-детски…
Видно, это была любовь с первого взгляда. Шаляпин был совершенно забыт, и я весь вечер не сводила глаз с Хидэмаро. Он то и дело оказывался рядом со мной и говорил при этом с Шаляпиным по-английски. Я ощущала, что он наблюдает за мной.
Когда некоторое время спустя я вышла наружу, чтобы попудрить лицо, он последовал за мной.
— Дайте мне свой номер телефона, — попросил он, вынимая записную книжку и карандаш.
Мое сердце трепетало, когда дрожащими пальцами я писала свой телефонный номер. На следующий день он позвонил мне, и мы договорились встретиться в «Сэмбикия» на Гиндзе. Я жила мыслями только о нем.
Хотя тогда ему было уже почти сорок, выглядел он очень молодо. Из-за частого пребывания за границей он иначе думал, нежели его сверстники в Японии, и он мне казался значительно моложе своих лет. По разнице в возрасте он мог бы годиться мне в отцы, и я многому у него научилась.
Сегодня это назвали бы комплексом отца, но мне нравилось, когда более взрослый человек ведет тебя за руку и передает те знания, которые до этой поры были для тебя скрыты. Когда я смотрела на своих подруг, чьи возлюбленные были их ровесниками, мне такое было чуждо и непонятно.
Хидэмаро часто посещал ресторан «Каваки» в Цукидзи, но не один. Он любил развлекаться вместе со своими коллегами-музыкантами. Мне очень нравилось участвовать в лодочных прогулках и посещать популярные тогда «дома с привидениями».
Часто мы все встречались у него дома. В большой гостиной с окнами, выходящими на пруд Сэндзоку, мы предавались различным играм.
Маленький сынишка Хидэмаро по имени Хидэ-такэ, которому было три года, играл в песке, вооружившись ведерком и совочком. У Хидэмаро было еще две дочери, из которых старшая слыла красавицей. Позже он показал мне как-то фотографию своей дочки. У нее действительно было лицо принцессы.
Его супруга жила с дочерьми в другом доме. Поэтому в Сэндзоку он держал экономку, которая заботилась о малыше. А для меня было большим облегчением, что он жил один.
В то время я непременно хотела быть с ним каждый день, но, поскольку мы оба были очень занятыми людьми, этого не получалось. К тому же я жила далеко от его дома… Но я была довольна и тем, что хотя бы могла каждый день слышать его голос. Торжества, в которых я принимала участие, при моей влюбленности доставляли мне теперь еще большее удовольствие, и я была особо весела. Во время таких приемов поздним вечером я украдкой звонила ему и была счастлива, даже когда могла только сказать:
— Алло, я сейчас очень занята. Пока. Он звонил мне каждое утро.
Однажды, когда я как раз была у него в Сэндзо-ку, я повстречала там одного из его учеников, двенадцатилетнего мальчика-вундеркинда Хатояма Хироси. В то время я ничего не понимала в западной музыке, но меня глубоко поразило, сколь чудесно играл юный скрипач, вовсе не как ребенок.
Как-то раз мы с одним знакомым заигрались в карты до самого вечера. Солнце уже зашло, когда мы услышали доносящийся с пруда Сэндзоку звук, похожий на мычание коровы. Оказывается, это было лягушечье кваканье.
— Когда это слышишь, пропадает всякое желание отведать французские лягушачьи лапки, — засмеялись мужчины.
Затем кто-то стал донимать господина Отагуро тем, что его видели прогуливающимся по Гиндзе в окружении двух милых юных созданий. Но, к разочарованию насмешника, это оказались его дочери-близняшки.
Некоторое время спустя я и Хидэмаро начали встречаться наедине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126