Или тебе помог кто-нибудь, кто утром подмешал ему этот яд.
Харальд прищурился.
— Тебе, а не мне следовало пожить при дворе в Царьграде, — сказал он. — Самое подходящее для тебя место.
— Значит, ты не отрицаешь! — воскликнула я. — А ведь ты дал моим родителям страшную клятву, что будешь защищать и поддерживать Магнуса!
Вот тогда Харальд ударил меня, от ярости он потерян рассудок, и удар был такой сильный, что я упала без чувств.
Когда я пришла в себя, он уже ушел, я лежала одна в постели Олава Святого. Перед глазами у меня все плыло, лицо и голова болели. Я так и осталась лежать. А что я еще могла сделать среди ночи? Но теперь и я рассердилась не на шутку.
Утром я встала, и день начался, как обычно: по заведенному порядку я села рядом с Харальдом.
Он посмотрел на меня краем глаза, но ничего не сказал. Представляю себе, на кого я была похожа.
Я заговорила о погоде, как будто ничего не случилось.
Он отвечал мне в том же духе. И потому все окружающие вели себя так, будто не видели, что половина лица у меня опухла и посинела.
— Что случилось? — спросил меня Халльдор уже позже.
— Налетела на дверь, — ответила я.
— И эту дверь зовут Харальд? Надеюсь, она не захлопнулась перед тобой?
Эллисив замолчала; она не успела продолжить рассказ — пришел Транд священник.
Заговорили о другом.
Эллисив удивилась, как легко эти двое нашли общий язык, ей казалось, что для дружбы у них нет никаких причин.

Прошло несколько дней, прежде чем Олав пришел снова и Эллисив смогла продолжить свой рассказ.
Мы плыли на север, была уже поздняя осень.
По пути мы часто останавливались, и Харальд созывал людей на тинг, и повсюду его провозглашали конунгом.
Но возле Стада нас остановила непогода, и нам пришлось три дня прождать на острове Сэла, прежде чем мы смогли продолжить путь.
Там я первый раз услышала рассказ о святой Сунниве. А когда мы поплыли дальше, Харальд показал мне ее церковь, которая смутно виднелась на склоне горы.
Он сказал, что там, на Сэле, живут несколько монахов.
В то утро пошел снег, он уже припорошил весь остров. И хотя я успела привыкнуть к виду камня на родине Харальда и к тому, что норвежцы живут в суровых условиях, ничего похожего я еще не видела. С монахами на Сэле можно было сравнить разве что печерских монахов в Киеве.
— Если бы в аду было холодно, он был бы похож на Сэлу, — сказала я.
— А кто такие печерские монахи? — спросил Олав.
— Несколько монахов вырыли себе за Киевом пещеры и поселились в них, — объяснила Эллисив. — В пещерах темно и сыро, и монахи живут там, чтобы искупить свои и чужие грехи.
И она снова начала рассказывать.
Отношения у нас с Харальдом были такие, что мне казалось, будто я сплю и вижу тяжелый сон.
Мы разговаривали друг с другом, как прежде, Харальд спал со мной, но мне казалось, что это уже не мы, а какие-то почти незнакомые мне люди.
И все-таки одна надежда у меня была. Я подозревала, что забеременела. Но не хотела говорить об этом Харальду, пока у меня не будет твердой уверенности. Во время нашей поездки мы остановились на острове Гицки, это единственный раз, когда я была там. На Гицки я впервые увидела Тору дочь Торберга, твою мать.
— Какая она была? — спросил Олав.
— Очень красивая и высокомерная.
И я заметила, что Харальд, который даже не глядел на других женщин с тех пор, как мы с ним поженились, обратил на нее внимание. Я понимала, что при наших отношениях в этом нет ничего удивительного, не сегодня завтра он должен был завести себе наложницу, и эта мысль причиняла мне боль.
Незадолго до нашего приезда на Гицки из торгового посада в Нидаросе вернулся твой дядя Эйстейн Тетерев — там, в посаде, Эйнар Брюхотряс с почестями похоронил Магнуса. И Эйнар, конечно, воспользовался случаем, чтобы всячески опорочить Харальда.
Тем не менее Эйстейн не проникся враждой к Харальду, как мы опасались, он гостеприимно принял нас. Конечно, нам помогло, что с Харальдом был родич Эйстейна Аслак. Вскоре выяснилось, что ни Эйстейн, ни его родичи никогда не были особенно близки к Магнусу.
— Брюхотряс никого не подпускал к нему, — сказал Эйстейн.
И никто из сыновей Арни не простил Магнусу, что он без достаточных оснований изгнал из страны их брата Кальва.
Харальду стало ясно, что ему представляется случай переманить на свою сторону могущественных потомков Арнмода. Он в этом очень нуждался — они могли обеспечить ему власть в Трондхейме, их поддержка была бы настолько весомой, что Харальд, пожалуй, без боя подчинил себе всю страну.
Эйстейн Тетерев был не из тех людей, которых можно купить богатством, и он знал себе цену.
Харальд обещал сделать его лендрманном. Но Эйстейн пока не дал ему окончательного ответа.
Я устала с дороги, а еще больше от беременности.
И ушла спать.
Наутро я проснулась, не ожидая беды.
У нас с Харальдом был отдельный покой, красивый, но очень холодный. Стуча зубами, я вылезла из постели, чтобы одеться.
Харальд остался в постели, он был не такой, как всегда. Он лежал на боку, положив ладонь под щеку, потом приподнялся на локте и посмотрел на меня. Что-то в его взгляде мне не понравилось, у меня сжалось сердце.
Неожиданно он произнес:
— Я решил взять себе еще одну королеву.
— Ты хочешь сказать, наложницу.
— Нет. Королеву. И она будет выше тебя.
Я села на остывшую постель, но больше не ощущала холода.
— Объясни, что ты задумал. Я не понимаю тебя.
И он объяснил мне, что договорился с Эйстейном Тетеревом, что женится на Торе и она станет королевой, первой королевой в стране.
— Это все правда, что ты говоришь? — Впервые Олав выразил сомнение в правдивости ее рассказа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75