Но никого вокруг не было, и потому восхититься ловкостью Пафнутьева никто не мог. Не очень этим огорченный, Пафнутьев снова повернулся к лежащему на кровати Круглову. — Скажи мне, будь добр, Серега Круглов... Почему взорвался ваш «мерседес»?— Понятия не имею, — на круглом, мясистом, молодом, румяном лице Круглова появилось выражение искреннего недоумения.— А почему Неклясова размазало, а ты вот без единой царапины выбрался из обломков?— Меня подозреваете?— Да ну тебя! — в сердцах воскликнул Пафнутьев. — Ты что, дурной, больной, убогий? Как я могу тебя подозревать, если ты в одной машине с Вовчиком ехал!— Вообще-то да...— Давай подробно, шаг за шагом, километр за километром... Ерхова при тебе сожгли?— Мое дело машину вести, — уклончиво ответил Круглов, дураком прикинулся.— Ты видел, как Ерхов синим пламенем пылал?— Ну? — не то согласился, не то опять ушел в сторону Круглов.— Слушай, так мы не договоримся. Я же тебя ни в чем не уличаю, ни в чем не упрекаю... Отвечай по-людски. Задаю вопрос второй раз... Ты видел, как горел Ерхов?— Ну, — начал было Круглов, но тут же поправился. — Видел, чего ж не видеть, когда он горел как... Как я не знаю что.— Кто поджег?— Судья спички дал, Вовчик чиркнул... Решайте, кто из них.— А кто поливал бензином?— Поливали, — ответил Круглов. — Без бензина он бы не загорелся.— Ты так хитро отвечаешь, что мне сразу все становится ясно — ты ведь поливал его из банки?— Откуда вы знаете, что из банки?— Так вы же ее на месте оставили. А на ней отпечатки твоих пальцев. Опять прошу — давай поговорим!— Там не только мои...— Конечно, вы все там расписались... И второй ваш амбал, слинял куда-то... Куда он может слинять с его ростом? Найдется. Ладно, сожгли, сгорел мужик... Хотя со своим так поступать... Подловато, Серега, подловато.— Он заложил всех... Что с ним было делать? Вовчик и предложил... Мы, говорит, не только его накажем, но и всех остальных к порядку призовем.— Кого это — остальных?— Судью того же, который поспешил спички сунуть Вовчику. Безухого банкира, Анцышку-ресторанщика... Вовчик сказал им... Неприятно, говорит, вот так умирать... Надеюсь, говорит, что вас такая судьба не постигнет...— Его самого и постигла, — заметил Пафнутьев.— Вовчик хорошо умер, — покачал головой Серега. — Он и не понял, что умирает, не успел ничего понять. Лучше смерти не бывает... Всегда везучим был.— Ладно, — прервал Пафнутьев. — Завидовать чужому счастью нехорошо, не будем... Сгорел Ерхов, затих, костер потух, водку выпили... Что дальше?— Почетных гостей он отправил «жигуленком»... Велел всех по домам развезти... Они там уделались все, вонь стояла, как в вокзальном туалете... А я с Вовчиком поехал.— Ерхова оставили догорать?— А чего там оставлять? Там уже ничего и не осталось. Никто бы и не догадался, что это Ерхов... Мало ли по лесам, по полям валяется недогоревших, недогнивших, всплывших... Одним больше, одним меньше...— Ладно, оставим пока это. Вы с Вовчиком отъехали последними?— Он проследил, чтобы все гости отбыли, потом приказал мне с Костей собрать остатки ужина в один мешок...— Какие остатки?— Все, что недоели, недопили, что могло навести на него...— Куда все дели?— В мусорный ящик сунули.— Какой ящик? Где? На какой улице?Круглов посмотрел на Пафнутьева с нескрываемым сочувствием, даже с жалостью.— Вы в самом деле думаете, что там что-то осталось? Нищие, все эти бывшие учителя, ветераны, герои, защитники отечества... С пяти утра, с ночи еще обшаривают все мусорки... Кому-то из них крепко повезло с этим мешком... Неделю будет питаться и месяц водку пить.— Да, тут ты, наверно, прав, — согласился Пафнутьев. — Продолжим. Итак, вы поехали... Дальше.— А что дальше... Ехали без приключений.Когда въехали в город, когда до его дома оставалось два квартала... Оно и бабахнуло.— Вы ехали без единой остановки? Никуда не заезжали? Нигде Вовчик не похмелялся, не выходил позвонить?— А зачем выходить? У него в машине телефон. Хоть в Японию, хоть в Германию... Не выходя из машины.— Что, в самом деле приходилось в Японию звонить? — простодушно удивился Пафнутьев.— В Японию не знаю, не слышал, к слову сказал... А в Германию он частенько... Ой, — Круглов прижал ко рту большую ладонь в ссадинах, вымазанную зеленкой. — Проболтался, дурак набитый.— Да ладно, — Пафнутьев махнул рукой. — Вовчик на тебя не обидится, наказывать не станет. Продолжаем вспоминать... Вас кто-нибудь останавливал?— Вы знаете человека, который может Вовчика остановить?— Нет, я такого человека не знаю... Хотя нет, вру, знаю. Я его останавливал. Правда, не один, с помощником, но останавливал.— Это когда вы нас с оконной решеткой облапошили? Неплохо сработано. Вовчик неделю бесновался...— Вспоминаем дорогу... Что-то у вас было в дороге. Была помеха, не может не быть...— О! — вдруг воскликнул Круглов и даже приподнялся на подушке. — Точно! Гаишник нас останавливал. Уже в самом городе. Улицы были пустые, Вовчик любит быструю езду, мы, конечно, нарушали — и на красный шли, и на желтый... Это было. И он нас остановил.— Так, — удовлетворенно проговорил Пафнутьев. — Дальше? Остановил, потребовал документы? Что-то сказал напутственное? Узнал Вовчика?— Какой-то он был... Привередливый, — Круглов сморщил лоб так, что толстые молодые морщины протянулись над его светлыми бровками. — Что-то он все время хотел... Вовчик не возникал, сидел на заднем сиденье, и я понял, что он там начинает злиться... Но ему нельзя было в этот вечер возникать... Я протянул гаишнику пятьдесят тысяч, он не взял... Документы посмотрел, сказал, чтоб я открыл багажник... А у нас в багажнике уже ничего не было, совершенно, потому что мы за квартал до этого весь лесной мусор ссыпали в ящик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66