— Ты прав, Эдик, — согласился Неклясов. — Собака у нас действительно кровожадная... Она нам помогает, это наше самое мощное орудие по убеждению некоторых сомневающихся...— Да, меня она быстро убедила, — кивнул Бильдин.Ерхова за время разговора усадили под сосной, руки завели за спину и связали так, что они обхватывали ствол сзади. Усадили Ерхова на какой-то сдавленный картонный ящик, и он, сидя на нем, не мог сделать ни одного движения. Разве что подтянуть к себе ноги или вытянуть.— А дальше? — спросил Бильдин.— Хочешь с ним выпить? — усмехнулся Неклясов.— Никакого желания.— Но со мной ведь пьешь?— Вынужден... Опять же за компанию... И потом, знаешь, эта пьянка напоминает мне обрезание ушей... Если я прав, значит, вот-вот должно появиться что-то вроде собаки?— Хм, — Неклясов, кажется, смутился. — Ну, ты даешь, — сказал он, глядя на Бильдина. — Хороший банкир из тебя получится. Со временем, конечно.— Если выживу.— Да, — кивнул Неклясов. — Если выживешь. Смотрите, что получается... Мы уж говорили об этом, но я снова вернусь к любимой теме... Прокурор у нас есть, судья есть, преступник есть, — Неклясов показал на привязанного к сосне Ерхова. — Хочешь быть его адвокатом? — спросил он у Бильдина.— Защищать человека, который отрезал мне уши?— Я не предлагаю, спрашиваю... Хочешь или нет?— Не хочу.— Слышишь, Славик? — громко крикнул Неклясов, обращаясь уже к Ерхову. — Никто не хочет тебя защищать. И сам ты не сможешь... Как нам быть?— Пейте водку, — донеслось от сосны. — Только это вам и осталось.— Нам еще кое-что осталось.— Пейте водку, смелее будете...— А тут смелости и не надо, — ответил Неклясов, и все почувствовали, что он заводится. Явно истеричные нотки появились в его голосе, назревал срыв. На него посмотрели не столько удивленно, сколько настороженно, опасливо. Обернувшись к своим ребятам, Неклясов махнул рукой и снова повернулся к гостям. — Значит, говоришь, будет суд? — угрюмо спросил он у Осоргина.— А как же, Владимир Аркадьевич?! Тут уже ничего не зависит ни от вас, ни от меня. Машина заработала.— И все только потому, что этот сучий потрох оказался слишком разговорчивым? — Неклясов кивнул в сторону Ерхова, который к этому времени почти скрылся в сумерках и еле выделялся темным пятном у основания сосны.— Ну, это один из факторов.— А второй?— Есть порядок судопроизводства, — попытался было Осоргин смягчить разговор и уйти в теоретические рассуждения, но Неклясов резко его перебил.— Второй фактор сидит рядом с тобой, Жора. Этот хмырь безухий, банкир недоделанный! Он ведь тоже дал показания!— Показания дали многие...— Он потерпевший, да? Пострадавший? Любимых ушей лишился, да? И готов рассказывать об этом до конца жизни, да? Ну что ж, пусть рассказывает до конца жизни... Ждать осталось недолго.— Вы хотите сказать, — начал было Бильдин, но Неклясов перебил и его.— Заткнись. И слушай. И вы все слушайте... Суда не будет. Назову причины, почему суда не будет, — Неклясов замолчал, глядя, как мимо стола прошел к сосне его парень, неся в руках чем-то наполненную трехлитровую банку. Прошел и скрылся в темноте у сосны. Все сидели, почти не видя друг друга, лишь контурами выделяясь на снегу. — Суда не будет, потому что ты, Жора, откажешься вести заседание... Из уголовного дела пропадут несколько важных доказательств...— Как они могут пропасть? — удивился Осоргин.— Ты их оттуда вытащишь.— Я? — отшатнулся Осоргин.— Ну, не я же, — усмехнулся Неклясов. И опять замолчал, провожая взглядом еще одного парня, который тоже прошел к сосне. Ветерок, дохнувший в сторону стола, донес явственный запах бензина. Но стояла тишина, да и Неклясов говорил нечто совсем уж дикое, и поэтому, наверно, никто не обратил внимания на передвижения парней, на запах бензина, который становился все сильнее.— И что же меня заставит так поступить? — нервно спросил Осоргин. — Что меня заставит?— А ничто, — Неклясов пренебрежительно махнул рукой. — Сам все сделаешь, и подсказывать не придется.— Вы уверены? — Осоргин попытался усмехнуться, но ничего у него не получилось, улыбка вышла какая-то неуверенная, скорее гримаса, а не улыбка.— Точно так же уверен, как и в этом недорезанном банкире... Он тоже не явится на суд. И от всех своих показаний откажется. Напишет заявление, что следователь сам все придумал, а его попросту заставил подписать. Следователь яйца ему дверью зажал и давил до тех пор, пока он не подписал.— Ерхов тоже будет молчать? — спросил Анцыферов. Как бывший прокурор, он сразу оценил ход мыслей Неклясова, его замысел, и уточнил главное.— Да, Ерхов будет молчать, как могила, — Неклясов поднялся из-за стола. — У кого есть спички?Спички протянул Осоргин, он растерялся больше всех. Остальные насторожились, дали себе внутреннюю команду сжаться и молчать, а он еще не успел. И, вынув спички, протянул коробок Неклясову.— Спасибо, — сказал тот, улыбаясь. — Ты мне очень помог, Жора. Очень тебе благодарен. Сейчас верну, — подойдя к сосне и остановившись в двух метрах, Неклясов чиркнул спичкой и, не дожидаясь, пока она разгорится, бросил. И в туже секунду у сосны с гулом вспыхнуло пламя. Все, сидевшие за столом, оцепенели от ужаса — в центре пламени судорожно дергался человек. И молча, самое страшное было в том, что он не произносил ни звука, молча извивался в огне всем телом.Анцыферов вскочил первым, подбежал и только тогда понял, почему молчит охваченный пламенем Ерхов — его рот был плотно перетянут широкой липкой лентой. Глаза его метались, умоляли, тело извивалось в огне, но лента не позволяла ему даже открыть рот.Анцыферов остановился в пяти метрах, рядом стоял Бильдин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66