— А здесь не хуже, — наконец сказал он.— Я тоже так думаю, — холодновато ответил Анцыферов — он не любил, когда ему напоминали о прежней деятельности. То ли считал, что много потерял, то ли был уверен в обратном — многовато приобрел, оказавшись во главе преуспевающего предприятия. — Слушаю тебя, Паша.Пафнутьев сделал еще один оборот, задержался взглядом на мелькающих экранах, получив полное представление о том, что делается на улице, в ресторане, на кухне...— Дорого обошлось? — спросил он, кивнув на экраны.— Спонсоры помогли.— А что, они еще живы?— Мои живы, Паша, — улыбнулся Пафнутьев.— Я не имел в виду твоих или чужих... Я хотел спросить... Разве еще существуют на белом свете спонсоры, меценаты, благодетели?— Иногда я тоже в этом сомневаюсь.— Ну, ладно, — вздохнул Пафнутьев, с сожалением оставляя приятную тему. — Когда это произошло? — он кивнул на экран, на котором у разбитых окон возились официанты, подбирая осколки стекол, подметая мусор, сгребая в кучи грязные скатерти.— Примерно час назад... Около одиннадцати. Мы только успели открыться.— Зал был пуст? — невинно спросил Пафнутьев, чувствуя, как сердце его легонько дрогнуло — вопрос был со вторым дном. Анцыферов подвоха не уловил, по простоте душевной полагая, что бестолковый разговор ни о чем и обо всем одновременно продолжается. Простоват все-таки был Анцыферов, простоват. Если раньше он упивался детскими пистолетами и железной дорогой, доводя до изнеможения собственного сына, то теперь забавлялся мелькающими экранчиками.— Да, — кивнул Анцыферов. — Кроме этих посетителей, в зале никого и не было.— А что, бывают и столь ранние посетители?— Бывают, — снисходительно улыбнулся Анцыферов.— Я понимаю, когда люди вечером спускают хорошие деньги — вино, женщины, впереди долгая ночь, полная музыки, шампанского, песен и плясок... Действительно, ничего не пожалеешь... Но утром, спозаранку и в такой дорогой ресторан... Как понимать?— Есть люди, Паша, для которых деньги — не самое главное, — с горделивой назидательностью произнес Анцыферов, давая понять, что его клиенты денег не считают.— Да? — удивился Пафнутьев. — Это сколько ж надо иметь денег, чтобы они перестали быть главным в жизни?— Это зависит от многих причин... Воспитание, масштаб личности, цели, которые человек ставит перед собой, — Анцыферов все еще трепался бездумно и легковесно.— А эти... Которые с самого утра завалились?— Да я их толком и не видел, — спохватился Анцыферов, но было поздно — он уже признался в том, что знает этих людей.— Прости, Леонард, — Пафнутьев положил тяжелую ладонь на черную поверхность стола. — К тебе ранним утром...— Да ну тебя, Паша! Какое раннее утро в двенадцатом часу?!— Не надо меня перебивать, Леонард. А то я путаюсь, теряю мысль и могу показаться тебе Глупым... Даже глупее, чем всегда. Хотя это и трудно. Так вот, — Пафнутьев поднял ладонь, останавливая Анцыферова, который уже собрался было заверить гостя, что никогда глупым его не считал, и даже более того, всегда относился к нему как к человеку чрезвычайно способному. Погоди, Леонард... Утро — это понятие относительное. Одни ранним утром считают четыре часа, другие и в одиннадцать проснуться не могут... Не об этом речь. Речь о твоих клиентах. О которых ты с большим уважением заметил, что деньги для них не главное. Вопрос — что для них главное?— Мы говорили не о них, Паша, — тихо поправил Анцыферов. — Мы говорили вообще...— Никогда и ни с кем не говорю вообще... Даже в постели я человек чрезвычайно конкретный. До ограниченности. Итак... Кто они?— Понятия не имею.— Как! Ты не знаешь Вовчика Неклясова?— Никогда не слышал о таком.— А эти часто бывают?— Знаешь, мне кажется... Если я, конечно, не ошибаюсь... Мне кажется, что как-то они были... Недели две назад... Нет, скорее всего, я ошибаюсь.— Двое, которые остались живы, ушли черным ходом. Они знали, что в твоем ресторане есть черный ход?— Черный ход есть всегда... Везде. Чего тут особенного? Повара, снабженцы, грузчики пользуются только черным ходом. Об этом знает каждый нормальный человек.— Леонард, это нормальные знают. А я другой. Значит, так... По окнам стрельба, скатерть белая залита кровью, двое на полу, двое рвут в твою сторону, мимо этого вот кабинета... А ты ничего о них не можешь сказать?— Молодые ребята, неплохо одеты, что-то кашемировое...— Сейчас в кашемировом ходят даже уличные лотошники. Это форма всех торгашей. Где твое пальто?— На вешалке, — Анцыферов кивнул в сторону шкафа.Пафнутьев поднялся, распахнул дверцу и увидел розоватое длинное пальто.— Все ясно. Они тоже в кашемировом?— Мне так показалось, — ох, не зря Анцыферов работал когда-то прокурором — все вопросы Пафнутьева разбивались о его неопределенность.— Не хочешь ты мне помочь, Леонард, — тяжко вздохнул Пафнутьев и, резко оттолкнувшись, сделал полный оборот вместе с креслом. — И я даже знаю почему.— Ну? — живо поинтересовался Анцыферов.— Рыло в пуху.— Грубовато выражаешься, — обиделся Анцыферов.— Не я, народ. Это все он, негодник. Рыло в пуху, рожа крива, полюбишь козла... Необразованный, темный, пьяный... Вот и несет, что попало. Прости нас, Леонард!— Кого это — вас?— Меня и народ, — широко улыбнулся Пафнутьев, довольный, что поймал Анцыферова в эту невинную ловушку. — Хорошо. Бери ручку, бумагу и пиши. Так, мол, и так, настоящим подтверждаю, что люди, подвергшиеся нападению в ресторане, мне неизвестны, видел их впервые... Ну и так далее. Может, и от себя что-нибудь добавишь.— Зачем такая расписка?— Не знаю, — беззаботно ответил Пафнутьев. — Авось пригодится. Когда выяснится, к примеру, что один из убитых — твой сват, один из сбежавших — твой брат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66