Ноги и физиономия седока покрылись ссадинами и кровоточили, новенький матросский костюмчик можно было без раздумий отправлять на свалку. Вместе с новеньким велосипедом Хелен.
Убедившись, что сынуля относительно цел, я не удержалась — встряхнула его хорошенько.
— Как ты до такого додумался, Рамсес? Возмутительно! Во-первых, этот велосипед для тебя велик. Во-вторых, ты взял чужую вещь без разрешения!
— Виолетта сказала...
— Ах, Рамсес, Рамсес, — печально вздохнула директриса. — Джентльмен никогда не должен сваливать вину на леди. Виолетта ведь тебя не заставляла, верно?
— Извините, мэм. Извините, тетя Амелия, — благонравно потупился Перси. — Позвольте объяснить. Виолетте очень хотелось посмотреть, как ездит наш кузен. Рамсес хвастался... немножко... что у него очень хорошо получается. Я должен был его остановить. Это моя вина. Я несу всю ответственность за...
Рамсес волчком вывернулся из моей хватки и носком ботинка заехал брату по ноге.
— Еще чего! Да кто ты такой, дьявол тебя побери, чтобы нести ответственность за меня?!
Перси не издал ни звука. С перекошенным от боли лицом он отпрянул от обидчика и спрятался за ближайшим кустом. Рамсес прыгнул бы следом, если бы я не успела подцепить его за воротник.
— А ну прекрати немедленно! Стыдно, Рамсес! Очень стыдно. Взгляни на себя со стороны! Ругаешься, набрасываешься на ни в чем не повинного брата... Изуродовал велосипед мисс Макинтош...
Рамсес наконец оставил бесплодные попытки вывернуться.
— Приношу свои извинения мисс Макинтош, — сдавленно пробубнил он, рваным рукавом размазывая по физиономии кровь. — Даю слово в ближайшем времени возместить ей убытки. В данный момент я располагаю двенадцатью шиллингами и шестью с половиной пенсами, которые... Хвои действия, мамочка, причиняют мне значительные неудобства. Сдавливание дыхательных путей подобным образом дает возможность в полной мере оценить мучения преступника, приговоренного к казни через повеше...
— Отпустите его, Амелия! — распорядилась директриса.
Я охотно повиновалась. Охотно, потому что приказ был своевременным: лицо Рамсеса уже приобрело синюшный оттенок. Хелен наклонилась к дебоширу.
— Я на тебя не сержусь, Рамсес, — ласково сказала она, погладив его исцарапанную щеку. — За велосипед не сержусь. Ты ведь не хотел его сломать, правда? Но я разочарована. Хочешь знать почему?
Рамсес всегда любил мисс Макинтош — по-своему, конечно, но любил. Сейчас же... Если бы он одарил меня таким же взглядом — клянусь, я послала бы за представителем закона. Надеюсь, мисс Макинтош не успела заметить этот бешеный взор «а-ля профессор Эмерсон». Миг спустя Рамсес нацепил привычную равнодушно-бесстрастную маску.
— Думаю, не ошибусь, если выскажу предположение, что вы разочарованы, потому что мои поступки не соответствовали званию джентльмена.
— Верно. Джентльмен не прикасается к чужим вещам без позволения; джентльмен не оправдывает себя за счет других; он не позволяет себе скверных выражений и никогда... ни при каких обстоятельствах не лягается!
— Гм-м-м... — Рамсес надолго задумался. — Справедливости ради отмечу, что папочка и мамочка неоднократно старались внушить мне те же понятия. Правда, в их изложении правил поведения джентльмена существенно меньше догматизма. Вынужден признать, что до настоящего времени я не отдавал себе отчета, насколько сложно...
— Отправляйся к себе, Рамсес! — Даже моему терпению есть пределы.
— Да, мамочка. Но мне хотелось бы добавить...
— Я сказала — к себе! Живо!
Рамсес удалился, заметно подволакивая ногу.
Я приказала заложить экипаж для Хелен, превознесла похвальные намерения и достойное поведение Перси, утешила Виолетту, чьи завывания стихли, как только она поняла, что до них никому нет дела.
И наконец поплелась в дом.
Меня ждала долгая, серьезная беседа с сыном. Осмотреть ногу и приложить холодный компресс к лиловому ушибу Рамсес милостиво позволил, но мои педагогические наставления, судя по всему, пропали втуне.
— Не знаю, не знаю... — донеслось до меня уже из-за двери. — Стоит ли звание джентльмена тех усилий...
* * *
После аварии с велосипедом вражда между детьми поутихла... скорее всего, просто потому, что Рамсес трое суток ногой не ступал из комнаты. Его заточение и временное затишье в доме позволили мне закруглиться со всеми делами и приготовиться к отъезду. Эмерсон по-прежнему не вылезал из библиотеки — разве что на ужин, чтобы слегка развеять и облегчить душу нотациями в адрес домочадцев. Поначалу из его научной темницы доносился бешеный рев, топот и треск искалеченной мебели — это профессор наталкивался на очередное художество сыночка. Паузы между приступами ярости увеличивались, потом надолго наступила блаженная, греющая мою душу тишина, и в один прекрасный день Эмерсон объявил, что для дальнейшей работы ему необходима библиотека Британского музея.
— Как скажешь, дорогой. У меня все готово. Можем ехать в любую минуту.
Оберегая душевный покой мужа, я ни разу не упомянула о деле мумии-убийцы, но сама не пропустила ни одной газеты с продолжением этой странной истории.
О'Коннеллу и М. М. Минтон не везло. Как ни тщились они подогреть интерес публики, как ни лезли из кожи вон, чтобы раздуть дело, сенсация медленно угасала. «Леопардовый жрец» систематически устраивал представления перед саркофагом Хенутмехит — и только. Ни один из посетителей музея, ни один его работник не пострадал даже от пустяковой царапины. Хоть бы кто ножом для бумаги поранился на радость репортерам! Увы, увы.
Я уж и думать забыла о злополучных останках египетской дамы, как вдруг однажды утром — кажется, во вторник — Уилкинс сообщил о приезде нежданной гостьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107