улыбнулся Ираклий. – Я здесь не задержусь, у меня тоже есть друзья на воле, в беде не оставят.
Крутов кивнул, исподлобья посмотрел на делающих вид, что они заняты игрой в карты, уголовников и вышел.
Его привели не в комнату следователя, как он ожидал, а в кабинет начальника милиции по фамилии Казанов, к которому, по рассказу Ираклия, не зря прилипла кличка Казанова: капитан очень был падок на женщин.
– Гражданин Крутов, – сухо сказал он, не поднимая головы от стола, за которым что-то писал. – Вы освобождаетесь из-под стражи под подписку о невыезде. До окончания расследования дела по убийству военнослужащего Джумагельдыева. Распишитесь.
Крутов посмотрел на тумбой стоявшего возле стола лейтенанта-омоновца, проявившего невиданное усердие при избиении подследственного, то есть его, Егора Крутова, перевел взгляд на капитана и молча подошел к столу, гадая, что бы это могло быть, какая сила заставила тюремщиков отпустить его. Взял ручку, расписался на постановлении.
– И не безобразничай, – растянул узкие губы в недоброй ухмылке лейтенант, – а то снова сюда угодишь и уже не выйдешь так легко.
Крутов забрал свои документы, протянул руку.
– Оружие.
– Что?
Лейтенант и начальник милиции переглянулись.
– Прошу вернуть табельное оружие: пистолет «волк» и нож. Имею разрешение на их ношение как сотрудник спецслужбы.
Сотрудником он уже не был, но об этом вряд ли знали в милиции.
Капитан поколебался, потом выдвинул ящик стола, достал чехол с бетдаггером, бросил на стол.
– Забирай. Пистолет пока побудет у нас, до окончания следствия.
Егор вынул «летучую мышь», заученно крутанул в пальцах, так что бетдаггер превратился в веер, сунул обратно в чехол.
– Девушка-соседка, которую вы забрали вместе со мной, еще здесь?
Представители власти снова переглянулись.
– Какое тебе до нее дело, полковник? Она кто тебе, жена, сестра, родственница?
– Я спросил.
Казанов налился темной кровью, подался вперед.
– Вы свободны!
– Иди, иди, – добавил лейтенант с пренебрежением, – залезь в свою деревню и сиди там тихо, как мышь.
– Приходи в гости, мурло, – сказал Крутов, открывая дверь. – Побеседуем. Да и сам жди гостей.
Вышел. Постоял секунду в коридоре под внимательным взглядом дежурного милиционера. Улыбнулся, вспомнив изречение поэта: «Нет, я не тот, кого вам заказали», – и подошел к дежурному.
– Извините, гражданин начальник, девушку из Ковалей, Лизу Качалину, выпустили или нет?
– Увезли, – буркнул милиционер.
– Куда?
– Почем я знаю? Вчера еще. Проходи, не задерживайся.
– Что ж, спасибо за информацию.
Размышляя, кто и куда увез Елизавету, почему его выпустили на свободу, Крутов вышел из милиции, постоял немного, с удовольствием подставив лицо солнцу, и решительно зашагал к станции. За линией железной дороги, на улице Пушкина, жил еще один его дядя, Иван Поликарпович, пришла пора навестить и его.
Ивану Поликарповичу Саковцу пошел семьдесят четвертый год, но был он стариком крепким и все еще продолжал столярничать в своей мастерской, пристроенной к собственному дому, зарабатывая на кусок хлеба починкой мебели, дверей, оконных рам и хозяйственной утвари. Но славился он не столько мастерством, сколько добротой и широтой души, в жизни не обидев ни одного человека. Ему всегда хотелось, чтобы никто ни на кого не обижался и всем было хорошо. Егора он встретил не хуже, чем если бы встречал любимого сына.
– Господи, Егорша приехал! – Ходил Иван Поликарпович плохо, хромал, кости левой ноги у него начали размягчаться, – болезнь по-ученому называлась: облитерирующий эндетерит, – но он скрывал свои боли от всех и даже пытался работать на огороде.
– Сколько лет, сколько зим! А мы уж думали, забыл нас совсем. Проходи, родной, проходи. Фруз, накрывай на стол.
Жену Ефросинью Павловну, тихую и незаметную, но неизменно приветливую, он звал Фрузой.
Вскоре на столе в маленькой веранде, напомнившей Егору отцовскую веранду в Ковалях, стояла початая бутылка водки, соленые грибы, салат из овощей, свекольник, телячий язык под соусом. Пока баба Фруза пекла блины, Иван Поликарпович пропустил стаканчик, благо был повод, и разговорился, давно не имея благодарной аудитории. Старик он был занятный, знал многое, интересовался и политикой, и экономикой, и новостями культурной жизни страны, и мировыми событиями. Конечно, источником его знаний был в основном телевизор да газеты, однако Иван Поликарпович умел делать выводы, зачастую парадоксальные, и слушать его было любопытно. Крутов только кивал и поддакивал, налегая на грибы, а потом на блины со сметаной, продолжая размышлять над тайной своего освобождения. Не приходилось сомневаться, что ему помогла какая-то сильная рука, буквально заставив местную власть выпустить полковника «на поруки», но что это была за рука, кто заинтересовался судьбой бывшего командира спецподразделения антитеррора, приходилось только гадать. Предположение о том, что Крутову помог кто-то из бывшего начальства, узнав о его приключениях, не выдерживало критики. Бывшими сотрудниками спецслужб по обыкновению интересовались мало, а точнее, не интересовались совсем. Этим занимались только разного рода союзы ветеранов спецслужб да коммерческие и криминальные структуры.
– Или вот недавно я смотрел передачу по телевизору, – продолжал разглагольствовать довольный вниманием Иван Поликарпович. – В Швеции новую премию изобрели, Игнобелевскую.
– Может быть, Нобелевскую?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146