Но это должен быть мой дом. Определенное место, которое я считаю своим, где живут близкие мне люди, которых я люблю, которым доверяю, с которыми мне хорошо. Сомневаюсь, что я смогла бы вынести кочевую жизнь.
Они надолго замолчали. Но это не вызвало неловкости. Маргарет переваривала то, что она только что сказала. Это была абсолютная правда. Если бы она в восемнадцать лет вышла замуж за Криспина и отправилась с ним в действующую армию, маловероятно, что она привыкла бы к тому образу жизни, который ей пришлось бы вести. Дом – основа ее мироздания.
Она с радостью обустраивала дом для своих сестер и Стивена. Ей не хватало только мужчины, который был бы душой этого дома – вместе с ней.
Она всегда думала, что этот мужчина – Криспин.
Но теперь она понимала, что он не годился для этой роли.
И ее счастье не было бы полным.
Вздохнув, Маргарет уткнулась лбом в колени и крепче обхватила свои ноги.
Найдет ли она когда-нибудь этого мужчину? Или уже нашла? Если нет, то никогда не найдет, не так ли? Ведь она уже замужем.
Спустя несколько мгновений его теплая рука легла ей на затылок.
– Мэгги, – мягко произнес он, – в чем дело?
– Ни в чем, – отозвалась она, но ее голос прозвучал жалко и неубедительно. Прежде чем она успела откашляться и сказать что-то более нормальным тоном, Дункан разнял ее руки и потянул ее вниз, уложив на траву. Затем лег рядом, подложив руку под ее голову.
Маргарет даже не понимала, что плачет, пока он не вытащил платок и не вытер ее глаза.
Как глупо. Она столько лет сдерживала свои эмоции, а теперь вдруг расклеилась.
– В чем дело? – снова спросил он.
«Я так одинока, – чуть не произнесла она вслух. – Так ужасно, невыносимо одинока».
Хорошо, конечно, быть бодрой и практичной, строить планы насчет брака, основанного на взаимном уважении, и дома, который будет уютным, приветливым и счастливым.
Но невозможно все время обманывать саму себя.
Она невероятно одинока.
Это было унизительно, эгоистично, недостойно и совсем не в ее духе.
– Ни в чем, – снова сказала Маргарет.
– Мэгги, – произнес он, – жаль, что у меня не было времени ухаживать за тобой, как ты того заслуживаешь. Времени, чтобы завоевать твою любовь и влюбиться самому, чтобы сделать все, как полагается. Но поскольку так вышло…
Она приложила два пальца к его губам.
– Такого времени у нас и не могло быть, – сказала она. – Если бы мы оба не находились в отчаянном положении, хоть и по разным причинам, когда мы столкнулись, все наше общение свелось бы к неловкости и поспешным извинениям. Время есть сейчас. В жизни вообще нет никакого времени, кроме настоящего.
– Тогда я буду ухаживать за тобой сейчас, – заявил он. Его глаза казались очень темными и глубокими. – Я заставлю тебя влюбиться в меня. И сам влюблюсь в тебя.
– О, – сказала она, – не нужно давать такие обещания только потому, что я смахнула пару слезинок, Дункан. Даже не знаю, почему я всплакнула.
– Ты одинока, – сказал он, словно угадав ее мысли, – и уже давно. Как и я. Глупо быть одинокими, когда мы есть друг у друга.
– Я не одинока, – возразила Маргарет.
– Лгунья, – сказал он и поцеловал ее.
Она поцеловала его в ответ с неожиданным и отчаянным пылом. У нее есть все. Если составить список, он получился бы довольно длинным и включал бы практически все, о чем только может мечтать женщина, все, что нужно ей для счастья. Кроме чего-то очень важного, составляющего основу ее существования. Это важное она слепо искала в поцелуе и не надеялась там найти.
Разве можно влюбиться, приняв сознательное решение? Да еще вдвоем?
– Знаешь, я ведь люблю тебя, – сказала она, отстранившись от него.
– Знаю, – отозвался он, – правда, знаю. Но это то, чем ты занимаешься всю жизнь, Мэгги. Ты всегда бескорыстно любила своих близких, отдавая им всю себя без остатка. Но этого недостаточно.
Маргарет устремила на него удивленный взгляд.
– Но ты тоже был дающей стороной, – сказала она. – Ты отдал все, чтобы защитить миссис Тернер: семью, друзей, дом, доброе имя.
– Этого недостаточно, – повторил он. – Нам придется влюбиться друг в друга, Мэгги, а это отличается от того, чтобы просто любить. Это предполагает готовность получать, а не только давать, хотя у нас с тобой, похоже, лучше получается давать.
Маргарет молчала, глядя на него. Неужели он прав?
– Когда человек открывается для любви, он делает себя уязвимым, – сказал Дункан. – Мы можем испытать боль снова. Мы можем потерять частичку себя, которую пытались утаить. Но если мы не научимся брать, а не только давать, мы никогда не будем по-настоящему счастливы. Вопрос в том, стоит ли рисковать? Или удовлетвориться тем, что есть? Думаю, мы научились бы ладить друг с другом.
Он откинул голову назад и закрыл глаза. Рука под ее головой напряглась. Маргарет догадалась, что он говорил под влиянием импульса, что он не знал, что собирается сказать, пока не сказал.
Он уже сделал себя уязвимым.
Он боится любви. Нет, не так. Он боится быть любимым.
А она? Конечно, нет. Хотя… Маргарет вспомнила, как скрывала свои чувства даже от близких, и особенно от них, чтобы всегда выглядеть сильной и надежной. Как культивировала образ бодрой безмятежности, когда ее терзала тоска по Криспину. Как прятала от них свое горе, когда узнала о его женитьбе. Как собиралась поддерживать свой брак точно так же, как поддерживала повседневную жизнь своей семьи, будучи бодрой и безмятежной.
Она действительно любит его. Иначе она не смогла бы прожить с ним всю жизнь. Но может ли она позволить ему любить ее? Что, если его любовь окажется недостаточно сильной, недостаточно глубокой или недостаточно страстной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97