– Между прочим, друзей он как раз щадит, – заметил Чачелов.
Действительно, Вова Рыжий меня, Пухлого, Крейзи и Диму не тронул, хотя мог пристрелить еще утром, за компанию с Акимом. Валил он только тех, кого не знал, за исключением лесника, к которому испытывал вполне заслуженную ненависть.
– Зачем он этим занимается? – продолжал гадать мент. – Устроить такую бойню – это каким же отморозком надо быть?!
– После армии Вова сильно изменился, – пробормотал Пухлый, словно оправдывая дружка. – За бутерброд способен Родину продать. И вообще он аморальный типус.
Я же все никак не мог взять в толк, каким образом на меня вышли. Да еще отыскали в проводники моего товарища. Интересно, сколько Рыжему заплатили, чтобы он вписался в такую затею? Наверное, много – такая работа стоит дороже бутерброда.
– Пошли посмотрим, – сказал мне Пухлый. Он проверил наличие патрона в казеннике ганс-винта.
– А вы, исчезающее племя, – обратился он к остаткам отряда, – сидите очень тихо. Помните, что Глинника ежики уже вовсю точат.
У ручья мы нашли мину. К воде между кустов открывался удобный проход, и там стоял натяжник. Иди я без Пухлого – обязательно бы подорвался. Чачелов же словно знал, где будет шнур. Похоже, древолазом действительно был Вова Богунов. Старые друзья мыслили одинаково.
Чачелов снял мину и убрал ее в рюкзак. Я такие изучал на военной кафедре: противопехотная осколочная мина заградительная ПОМЗ-2М. В рубчатый корпус вставляется 50-граммовая толовая шашка и взрыватель без замедлителя. Стоит выдернуть чеку – и мгновенно становишься фаршем.
– Хуевая хуйня, – поделился Вован результатами наблюдения. – Он заметил твои следы. Вот, – показал он, – Рыжий подходил к тому месту, где ты стоял и смотрел. Теперь он знает, что ты его видел.
– Чем это плохо? – осведомился я.
– Он будет стараться ликвидировать тебя как единственного свидетеля. Тебе не помешало бы переобуться. Это поможет, если только он уже не установил, кому конкретно принадлежат следы. А вообще-то нам нужно уходить как можно быстрее. Одним натяжником Рыжий не ограничится.
– Это точно, – согласился я.
Следопуты ждали нас в полнейшем безмолвии.
– Уносимся как бешеные сайгаки, – не стал вдаваться в подробности Пухлый.
Тон его был настолько серьезен, что желающих получить разъяснения не нашлось. Пухлый торопился, понимая, что теперь мы лишены даже того жалкого иммунитета, который был у нас, как у друзей древолаза, пока он не понял, что идентифицирован. Устроенное им мочилово – штука слишком зверская, чтобы выпускать из леса очевидцев, пусть они даже и товарищи по детским играм. Теперь Рыжий перехлопает нас поодиночке. «Вот и вся любовь».
Корявая твердь под каблуками известила, что мы выбрались на дорогу. Вокруг было не видно ни зги. Нам оставалось усердно пешедралить, осязая ногами путь, чтобы не сбиться.
На заднице у Димы снова запиликала «Моторола». В прозрачном оконце футляра загорелась надпись «Call».
– Выруби телефон, – бросил на ходу Пухлый. – Сколько раз тебе можно повторять, дурья башка? Кузьмин недоделанный!
Пухлый шел впереди, за ним Боря, далее: Дима, я и Крейзи – замыкающим.
– Понял, не бухти. – Мент дал отбой вызову. Просто нажал кнопку сброса, не обесточивая аппарат, о чем свидетельствовал зеленый огонек индикатора настройки.
Через несколько минут мобила засигналила вновь. Очевидно, кому-то срочно нужно было до мента дозвониться.
– Выключи его совсем, – сказал я.
Дима вздохнул, примирившись с необходимостью остаться без связи, но тут красные буквы «Cal» с треском погасли, и я почувствовал, как что-то обожгло предплечье, а затем пластиковые осколки больно резанули по руке.
Бах! – грянул эсвэдэшный выстрел. Дима упал. Я по инерции наскочил на него, споткнулся и выронил автомат. На своих двоих, впрочем, удержался. Трофейщики дружно ломанулись кто куда. Мимо меня пронесся Крейзи, обдав вонью давно не мытого тела. Закричал раненный в попец Дима. Мощная винтовочная пуля, должно быть, разнесла ему тазовую кость. Теперь он мог только ползти, что сводило шансы выбраться из Синявы к нулю. Однако спасать жертву собственной безалаберности никто не спешил.
Все заботились о своей шкуре, чтобы в ней не наделали дырок диаметром 7,62 миллиметра. Я также не составлял исключения и понесся напрямки. Ветки хлестали по лицу, за пазухой болтался «стечкин». Прикрывая глаза, чтобы не выстегнуло ненароком, я позорно бежал с поля боя. «Стало быть, накрылась наша партизанщина».
Большие трофейщицкие маневры завершились полным разгромом.

* * *

Ночь я провел в яме под корнями вывороченной ветром сосны. Вокруг что-то ахало, пукало и стенало. Синявинский пандемониум пополнился свежими неприкаянными душами. Я сидел и трясся, дикие голоса нагоняли атавистическую жуть.
К рассвету вох-денгарах угомонились. Я даже ухитрился вздремнуть. Потом стало всходить солнце, я выбрался из берлоги и принялся определяться на местности.
В поисках ориентиров побрел по дуге и вышел к речке. Выяснилось, что я нахожусь вблизи поляны, где был убит Аким. Драпал я воистину без оглядки. Отсюда до трассы было часа два быстрого хода, место оказалось не самое плохое. Возблагодарив многострадальные ноги, вынесшие меня сюда, я двинулся вдоль реки. Обошел натяжник, приметный из-за осевшей на нем росы. Хотел обогнуть злосчастную поляну, как вдруг разобрало любопытство: в каком виде там пребывает Аким? Интерес был дурной, но я ничего не мог с собой поделать.
Акимов лежал в той же самой позе, в какой мы его с Пухлым оставили. Снайпер-альбинос отсутствовал, вероятно, забрали немцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112